Читать «Честь мундира. Записки полковника» онлайн - страница 42
Виктор Николаевич Баранец
В Москву, после трех месяцев лечения в госпиталях, Свечин возвратился только в конце июня 1945-го – с наполовину пустым рукавом и Красной Звездой на мундире.
А еще через год военный врач-ортопед установил ему на правой руке трофейный протез. Немецкий розовато-восковый муляж от локтя до кончиков пальцев удивительно точно был похож на «оригинал». Свечин стеснялся своей пластмассовой, с полусогнутыми пальцами, холодной кисти, выглядывающей из рукава, и потому натянул на нее черную лайковую перчатку, купленную на барахолке.
И порой случалось так, что некоторые крепко подвыпившие однополчане-фронтовики во время встреч или прощаний невольно хватали комбата за правую руку, забывая, что ее нет. Под черной перчаткой, с застывшими в одном положении полусогнутыми пальцами, был ее безжизненный заменитель.
В тощенькой, потрепанной школьной тетрадке в линеечку все это тоже было слово в слово скрупулезно описано, – на память детям и внукам. Но почерк у Василия Павловича был совершенно отвратительный, потому как свои «мемуары» писал он левой рукой и кривыми печатными буквами. «Деда, ты пишешь, – как курица лапой», – сказала ему однажды с осторожной улыбкой внучка Дашенька, листая тетрадку жирными от бабушкиного пирожка пальчиками. Отпечатки их так и остались темнеть на голубой обложке. После той, первой, была и вторая, и третья, и десятая тетрадка.
Одну из записей Свечин сделал в конце апреля 2005-го, когда вместе с другими ветеранами своей танковой армии ездил на поезде в Берлин.
Тогда он попросил нашего военного атташе в Германии свозить его в Потсдам, на ту самую улицу, которая вела от железнодорожного вокзала в сторону парка Сан-Суси, – туда, где когда-то был подбит его танк. Щеголеватый полковник не отказал. Покатал Свечина по Потсдаму на своей служебной БМВ.
– Пожалуйста, можно медленней? – попросил Василий Павлович шофера.
Он с трудом узнавал улицу – не было уже ни четырех стальных жил трамвайных путей, ведущих от вокзала в центр города, не было видно за новыми постройками озера Хафель, – узнавался лишь железнодорожный мост с черными арочными фермами. И лишь так же, как и в мае 1945-го, вдоль серых домов под бурыми черепичными крышами цвели каштаны.
Когда проехали под мостом, Свечин попросил остановить машину, – возле перекрестка и возбужденно сказал полковнику:
– Вот тут, тут, тут я на своей тридцатьчетверке выскочил на перекресток!.. А навстречу, значит, бежит крупная такая немка с растрепанными волосами и машет, машет, машет белой простыней. И кричит, кричит, кричит, а что кричит, непонятно, – танковый движок ведь громыхает. Я приказал механику двинуть танк ближе к дому и заглушить двигатель. А тут офицеры из разведки армии на виллисе подскочили. Поговорили с немкой. Она, оказалось, была хранительницей в каком-то музее этого самого парка Сан-Суси. Немка стала умолять нас, чтобы мы не стреляли по древним зданиям парка. «Она говорит, что немецкой пехоты там нет, она ушла к Берлину», – сказал нам офицер-переводчик. Мы и пообещали ей, что в таком случае стрелять по парку не будем. Я по связи приказал всем экипажам батальона в сторону парка огонь не открывать. Ну и двинули мы дальше.