Читать «Черный клевер» онлайн - страница 109

Но было бы во сто крат горше и тягостнее ожидать высочайших распоряжений, не будь рядом со мной моей Нины. Синичка моя мысленно всегда со мной, как и я с нею. Я ей поведал, что когда Мейерхольд поставил «Свадьбу Кречинского», мне не захотелось идти. Боялся, что нахлынут воспоминания, мы ведь тоже смотрели с нею эту пьесу. И тот разговор о Сухово-Кобылине и его француженке… Боялся не справиться с воспоминаниями. Она смеялась как сумасшедшая, даже закашлялась. А потом призналась, что и она тоже не пошла по той же самой причине. У нас есть такое взаимопонимание, такое чутье друг друга, что даже страшно об этом писать. Не хочу сглазить. Быть может, когда-нибудь ученые объяснят это все с точки зрения науки, пока же мне это представляется совершеннейшей магией.

Жена устроилась в паспортный стол, паспортисткой. Оно и понятно, после того, как Людочка выпорхнула из родительского гнезда, а Саша все пропадает на своих собраниях (он очень увлечен общественной работой), жене дома скучно. Я только рад, мне хорошо от мысли, что ее жизнь идет без меня. Мысли о возможном моем уходе ничуть меня не угнетают. Это эгоизм, но ничего не могу с собой поделать. Иногда смотрю на Идалию Григорьевну почти с недоумением: кто это, зачем она тут, со мной? Вчера она так бурно выражала недовольство и осуждение от развода наших знакомых, Савельевых.

– Неужели ты не допускаешь мысли, что врозь им будет лучше, чем вместе в браке? – спросил я ее.

А она грохнула кастрюлей об стол:

– Нет, не думаю.

Вот так, безапелляционно. Мне показалось, что она сказала правду – вот именно, что не думает. Живет по накатанной, не давая себе труда хоть на минуточку остановиться, взвесить все, понять, что чужая душа, потемки, что жизнь куда полнее и страннее, чем учили родители, которым, конечно, нужно было удержать молодежь от глупостей любой ценой, даже ценой неправды и лицемерия. Нет, вместо этого она уверена, что может судить обо всем и обо всех. Могу себе представить, какими словами она помянет меня и Ниночку, если узнает…

А Нина удивительна. Она не боится за себя, боится лишь за меня, за нас вместе, за мою семью – хотя должна бы недолюбливать и ревновать. И ревнует, конечно, но это ничего не меняет. Такие люди редко становятся счастливыми, ведь счастье часто может показаться уделом единоличников, эгоистическим стремлением. И уж никогда оно не бывает всеобщим… Помню, на концерте классической музыки она вдруг вздохнула.

– Не нравится? – спросил я у нее.

А она качает головой и шепчет:

– Нравится! Просто переживаю. Я часто боюсь понапрасну. Боюсь оплошностей, но не своих даже, а кого-то рядом. Что неправильно на пюпитре перевернут ноты, или рассыплют… Что сфальшивит скрипач. Что балерина споткнется, не докрутив фуэте, – или, что много хуже, парт-нер ее уронит…

Тут на нас зашикали, и мы, переглянувшись, принялись хихикать, как гимназисты.