Читать «Черный клевер» онлайн - страница 105

После окончания рабочего дня сунулся к Сытину. Не то чтобы поверил в слухи, просто… Словом, он сидел по-прежнему в кабинете, а сама Башня была все такая же, как и всегда, и внутри, и снаружи.

Слово за слово, попросил несколько документов из музейного фонда – ознакомиться, и еще озвучил услышанную глупость. Петр Васильевич поморщился, махнул пухлой ручкой:

– Да ну бросьте, Михаил Александрович. Снести Сухареву? Как вы себе это представляете?

Утешил и развеял всячески мои сомнения. В конце недели заскочу снова: договорились, что посижу ночку за документами. Мне все равно не спится, днем надо работать, а на руки их не выдают.

21 июля 1933

На моей могиле смело могут написать: Велигжанин М. А., родился 24 января 1889, умер 1 мая 1932, возрожден 20 июля 1933… И еще теперь я навсегда служитель сиреневых садов. Там, где лгут люди, сирень сдерживает обещания!..

Вчера мною владело странное чувство. Взвинченность, волнение, все внутри колобродило, тряслось и болело, и я подумал даже, что скоро меня настигнет инфаркт или что-то вроде того. Говорят ведь, что человек ощущает приближение своего смертного часа. Чтобы унять дрожь, отправился бродить по Мещанской и вдруг, сам того не понимая, свернул в Аптекарский огород. Он прячется от торопливых глаз, но именно оттого этот сад так мил моему сердцу. Уединение в том самом смысле, которого жаждали вечно влюбленные писатели-романтики прошлого века. Дождик слегка побрызгал, погремело на горизонте, но грозы не разразилось, и повсюду лилейный запах – как в оранжерее, смешанный с запахом влажной прогретой тепличной земли, не земли даже, а – почвы.

Прогулялся по дорожкам и остановился у самой воды пруда, глядя, как в нем отражаются ветви старой ветлы и бегущие облака. И простоял я так не знаю сколько времени, потому что уже облака закружили голову, а все не мог оторваться. И тут в отражении рядом со мной появилась… она. Лицо настолько любимое, так часто рисуемое памятью, что я решил, будто тронулся умом. Она словно магической формулой древности была вызвана из небытия, моя сероглазая Нина. Я даже испугался, оступился, и носок ботинка угодил в воду. То-то бы смеху было, соскользни я в пруд целиком.

Все как в тумане. Я забыл обо всем и принялся целовать ей руки. Лицо ее имело странное выражение, она и рада была, и не рада, и смотрела на меня не мигая. Я испугался, что излишне ее компрометирую – на нас уже косились редкие гуляющие, – и отступил.

И только когда мы направились к скамейке, я заметил и трость, и хромоту ее. Нина сильно припадает на левую ногу. Видно, я не смог скрыть удивления, потому что Нина вся померкла, дернула плечами с вызовом:

– Все меняется, Михаил Александрович. Вот видите, я теперь хромоногая!

– Мы не переходили на «вы», Нина. И ты для меня всегда самая красивая. Такой, как ты, больше нет.

Она отвернулась, а когда снова посмотрела на меня, глаза у нее были нарядные.

И за завесой плетистой ветлы мы стали теми, кем были. Она потянулась ко мне со всхлипом. Никогда мне уже не забыть этого всхлипа, полустона, с которым жаждущий припадает к чаше родниковой воды – я сам издал такой же. В эту минуту я без всяких слов понял, что ничего между нами не угасло.