Читать «Черные крылья» онлайн - страница 9

Иван Кузнецов

– Она немка?!

– Возможно, немка.

Монах промолчал, так как не был уверен, знает ли собеседник главный секрет монастыря.

– Так она и путешествует с тобой?

– До сего момента таскал её с собой. Но мне надоело.

– Ты ведь сам – европеец.

– Что с того? Она – обуза мне. Я спешу и должен уйти сейчас.

Он назвал город, куда хотел бы попасть к вечеру следующего дня, и свою цель, но я не поняла.

– Не знаю, что делать с ней. Я хотел взять её в жёны. Но она ещё мала. Ничего не поняла, перепугалась. Будь другом, позови ламу… – Он назвал имя. – Я хотел бы спросить, могу ли оставить девочку у вас. Если она вам ни к чему, отдайте её куда хотите или выгоните. Она надоела мне и тормозит меня, а я спешу.

– Ты не останешься на дневную трапезу?

– Благодарю, но я хочу до вечера найти брод на реке. – Он сказал название реки.

После этого привратник ушёл и отсутствовал, казалось, целую вечность. Вернулся в сопровождении пожилого худого монаха в заношенном тёмно-бордовом одеянии. Мой проводник обменялся с ним ритуальными приветствиями. Отойдя к воротам, они быстро перекинулись несколькими фразами, и удивительный человек торопливо покинул обитель. Он ушёл из моей жизни, не оглянувшись, а я осталась стоять посреди обширного монастырского двора, оглушённая внезапной пустотой.

Свершилось: я совсем одна в чужом незнакомом мире! Такое ощущение нереальности происходящего и состояние безнадёжного спокойствия бывают в тягостных, слишком правдоподобных снах. Одиночество казалось мне застывшим, бесконечным.

На самом-то деле вряд ли тренированному жителю гор понадобилось много времени, чтобы, преодолев крутой склон, вернуться от ворот на пустырь, где я стояла не шевелясь. Монах молча заглянул мне в лицо. У него были тёмная, почти коричневая кожа, прорезанная глубокими морщинами, добавлявшими его облику суровости, и необычайно ясные карие глаза.

Так и не заговорив со мной, он дал знак следовать за ним. Может, он не понял моего проводника и посчитал, что я ни слова не понимаю по-тибетски. А может, в этой обители так принято – чтобы незнакомый гость молчаливо входил в мир монастыря. Я была проинструктирована, что в таких местах следует вести себя послушно и не проявлять никакой лишней инициативы. Так ты окажешь уважение хозяевам. Я засеменила вслед за монахом. Состояние между тем внезапно переменилось: мне стало спокойно и тепло. Доброжелательный старик будто взял меня под свою опеку, сдобренную ровным душевным теплом.

До конца дня пожилой монах водил меня за собой в полном молчании. В огромной пустой трапезной меня накормили. Правильно есть я умела, к еде давно привыкла, очень полюбила жирный чай с молоком и солью.

Мои тощие косички, с таким трудом отпущенные, были решительно отрезаны. Полбеды! Этим монах-цирюльник не ограничился, и я была наголо обрита. Холодно, неуютно, но как проведёшь ладонью по голове – даже забавно.

Монастырь населяли одни мужчины, женского помещения – хотя бы для паломниц – тут не было. Тем не менее меня не выселили за ворота, а разместили в одной из многочисленных проходных комнат жилого корпуса. Небольшая, холодная комнатёнка с высоко расположенным окном и одеялами, постеленными прямо на пол. В ней иной раз укладывались спать до пяти монахов, иной раз – только я. А одна из дверей вела из этой комнатки в отдельное помещение, где проживал мой новый опекун.