Читать «Черные крылья» онлайн - страница 20

Иван Кузнецов

Целый следующий день я ждала, но ничего не происходило. Не скрывая заинтересованности, я выискивала взглядом немцев, а мой опекун-тибетец окружил меня такой плотной атмосферой прохладного буддистского сострадания и покоя, что невольно стало казаться, будто он знает о моих подлинных планах и сочувствует им. Между прочим, мы с ним установили чудесный мысленный контакт, и я очень старалась хотя бы через это продемонстрировать свои способности. Но, понятно, секретная информация оставалась надёжно скрытой в тех самых, заранее подготовленных, карманах памяти.

Весь день мы ходили и на молитвы, и в столовую, и по делам, но фашистов увидели пару раз лишь издали. Я решила: пора действовать! Я ведь даже не знала, сколько времени немцы пробудут в монастыре. Интуиция подсказывала, что они надолго. Но мало ли что может заставить их поменять планы. Кроме того, если буду и дальше молчать, выйдет подозрительно. Надо задать «моему» монаху вопрос о людях, говорящих на моём родном языке. Или самой инициировать контакт.

Однако проявлять инициативу мне не пришлось. То ли монах успешно прочитал моё мысленное обращение к нему, то ли события двигались заранее определённым чередом, только на следующее утро я стояла перед высоким мужчиной в сером мундире с резкими чертами лица и совершенно ничего не выражавшими глазами.

Конечно, на физиономии немца, который, как выяснилось позже, возглавлял экспедицию, отражались и любопытство, и прагматический интерес, но глаза оставались неподвижными и будто пустыми. Единственная человеческая реакция: он то и дело взглядывал на мою бритую голову, едва начавшую обрастать светлой щетинкой.

– Дитя, ты говоришь по-немецки?

– Да, господин!

Вот и настал момент, к которому меня готовили особенно тщательно. Пора рассказать свою легенду. Неторопливо, без лишнего рвения, но и без утайки я отвечала на вопросы.

Вообще-то я впервые в жизни – не считая младенчества – встретила соплеменников. Прежде я знала лишь двоих немцев: мать и отца. Мне куда интереснее узнать что-то об этих людях, о стране, откуда они – и я тоже – родом, нежели рассказывать тягостную и смутную историю собственной жизни последних лет. Мне и пожаловаться хочется, да я толком не соображу, на что именно.

На чужого дядьку, который сначала спас меня от голодных скитаний, а потом пытался изнасиловать? Стыдно. На няньку, которая годами таскала меня из деревни в деревню, заставляя общаться за деньги с духами и выступая в качестве переводчицы, поскольку я с грехом пополам говорила лишь на одном диалекте тибетского? Так я не понимаю толком, что она использовала меня, – только чувствую. На то, что лишилась материнской ласки и отцовской защиты? Но отца я почти не помню, а мать была странной женщиной, увлечённой мистическими идеями. Воспитывая меня, она старалась сохранять равновесие чувств и достичь состояния непривязанности к чему бы то ни было земному, в том числе к собственному ребёнку. Я не сумею толком объяснить, чего лишилась, оставшись без матери, помимо крова над головой.