Читать «Черное колесо. Часть 2. Воспитание чувств, или Сон разума» онлайн - страница 10
Генрих Владимирович Эрлих
Все эти встречи проходили днем, потому что родственники Николая Григорьевича были людьми далеко не молодыми, и вечера у Олега оставались совершенно свободными. Тут весьма кстати оказался шахматный клуб в парке ЦДСА. Там под залог паспорта давали шахматы и часы, ребята, с которыми Олега познакомил Евгений, радушно приняли его в свою компанию, и он на протяжении нескольких часов без устали «гонял блиц». Точнее говоря, для усталости, чтобы ни о чём не думать, чтобы, придя вечером домой и прочитав пару-тройку глав «Швейка», погрузиться в сон.
Вы спросите, а почему Олег не готовился к следующему экзамену? Дело в том, что он таки получил золотую медаль, облоно выполнил свою часть договора. И эта медаль давала ему право поступления в любой вуз страны при условии сдачи профилирующего экзамена на пятёрку. На химическом факультете таким экзаменом была письменная математика. Олег был настолько уверен в безукоризненности своего решения, что не мог заставить себя взяться за учебники. Точнее говоря, он вставал утром, раскладывал перед собой Ландау с Лифшицем и Ландсберга, тупо прочитывал несколько страниц, понимал, что он ничего не понимает, и захлопывал учебники.
Но ведь он был в Москве, спросите вы, столько всего интересного вокруг, почему он никуда не ездил? Ведь вот Володя Ульяшин, несмотря на свои весьма специфические дела, осмотрел все основные достопримечательности, не только Пушкинский музей, но и забытое властями и народом Царицыно. Не до того Олегу было! «Москва со всеми красотами – это потом, мне ведь жить здесь, как минимум, пять лет, вот тогда-то и облажу все уголки, истопчу все переулки-закоулки, посещу все музеи, театры и концертные залы, всё потом», – так он думал и искренне в это верил.
* * *
Шилобреева Ульяшин вычислил сразу. Действительно, милый, безобидный на вид старичок, кормит уток, не спеша отламывая кусочки батона и бросая их в пруд, подальше от скопища уток, чтобы те, расталкивая друг друга, устремлялись к подачке. Вот только под костюмом угадывается тренированное когда-то тело, да и взгляды, бросаемые иногда по сторонам, поражают непенсионной остротой.
– Добрый день, Иван Пантелеймонович, – обратился к нему Ульяшин, привалившись рядом к невысокой чугунной загородке.
Старичок окинул его внимательным взглядом, бросил очередную порцию хлеба уткам и лишь потом ответил:
– Не имею чести.
– Ульяшин.
– Э-э-э.
– Владимир Ильич.
– Понятно.
Шилобреев неторопливо закончил кормление уток, вытряхнул крошки хлеба из полиэтиленового пакета и, аккуратно сложив его, положил в карман лёгкого летнего пиджака. Жестом пригласив Ульяшина, он направился к лавочке, весьма кстати освободившейся неподалеку.
– Значит, за правдой приехали? – спросил он, уютно устроившись на лавочке и сложив руки на животике. – Узнав кою, собираетесь вершить суд быстрый, справедливый и, естественно, беспощадный.