Читать «Черногорец на русской службе: генерал Бакич» онлайн - страница 91

Вскоре после этого российский посланник в Пекине князь Н.А. Кудашев и консул в Урумчи А. А. Дьяков потребовали ареста конфискованного Бакичем серебра. По их мнению, серебро являлось общегосударственным достоянием того же несуществующего государства, представителями которого они еще числились, а, кроме того, китайцы и так обеспечивали отряд Бакича, так что он, по их мнению, в средствах не нуждался. При этом консул в Чугучаке В.В. Долбежев, видя ситуацию на месте, как мне представляется, был склонен поддержать скорее действия Бакича, чем предложения своих коллег-дип- ломатов480. В ответ на обвинения Бакич писал, что он только «по фамилии серб, но Генерал Русской Армии и думаю, что во всяком случае больше люблю Россию, чем патриот-малоросс Шевченко, который на любви к Родине только думает наживаться»481. Речь шла о контрагенте Российского правительства по закупкам продовольствия Тимофее Шевченко, занимавшемся перепродажей скота, в реквизиции которого обвиняли Бакича.

Бакич не боялся ответственности и писал, что «за все свои распоряжения я всегда могу дать ответ перед законами Российского Правительства и иностранных великих держав»482. Кроме того, к осени 1920 года он считал себя уже вполне независимым начальником и писал урумчийскому генерал-губернатору: «Заявляя Вам, что, являясь по службе и годами значительно старше Генерала Анненкова и

На чужбине

117

больше его принесшего на благо русского народа своих знаний и трудов, я признаю над собой только законное Российское Правительство, признанное иностранными державами; только такое правительство и никто другой вправе сместить меня с командования отрядом и назначить заместителя. От этого моего права, пока я жив, я никогда не отступлю и распоряжаться моим назначением или смещением лицам, подобно генералу Анненкову, ни в коем случае не позволю»483.

Часть казаков все еще стремилась к продолжению борьбы с большевиками, обнадеживающими казались слухи о восстаниях на советской территории и продолжающейся борьбе с красными на Юге России и в Сибири, но полуголодная и однообразная жизнь в лагере приводила к тому, что нижние чины отряда все же постепенно стали покидать его и уезжать в Советскую Россию. Началось с того, что уезжать стали военнослужащие отряда, расположившиеся вопреки приказам Бакича вне лагеря, в Чугучаке. Здесь Бакич был бессилен бороться с ними. Под влиянием этих военнослужащих идея возвращения в Россию получила распространение и в лагере на Эмиль, что привело к самовольному уходу в Советскую Россию некоторых чинов отряда484. Бакич пытался активно бороться с агитацией за возвращение в Россию, но люди все равно уезжали.

Осознав невозможность борьбы с возвращенцами, Бакич в мае 1920 года перестал препятствовать этому движению. Лагерь покидали в основном мобилизованные казаки и солдаты. Отпустить всех желающих сразу китайские власти не разрешили, поэтому люди уходили небольшими группами. Уходившие из лагеря снабжались продовольствием и лошадьми485. «Командиры частей, а равно и все остающиеся в лагере, к уходящим отнеслись с должным вниманием. Были отслужены напутственные молебны. Трогательно было расставание с людьми, с которыми у нас в течение столь долгого времени были одни интересы, одни печали и радости. Теперь каждый, отдавшись в руки судьбы, хотел найти лучшее. В то время было трудно сказать: тот ли счастлив, кто идет в Россию, на милость вчерашних врагов, поближе к своим родным очагам, или тот, кто останется, претерпевая разные лишения, на чужбине. Командир 15 Оренбургского казачьего полка, полковник Глебов, когда подошла очередь отправки казаков названного полка, приказал собраться всем офицерам и остающимся в лагере казакам на молебен и проводы уходящих. Полковым священником был отслужен молебен, после которого священник с крестом в руках обратился к уходящим со словом. Он указал