Читать «Чёрная речка. До и после (К истории дуэли Пушкина)» онлайн - страница 55

Вы, должно быть, заметили, что пишу я в письмах всё только о нас с вами — это самое интересное для нас обоих; однако на сей раз не могу не рассказать вам кое-какие новости об Императоре и его последнем приезде в Варшаву, тем более что газеты этого не напишут, поскольку не узнают, по той же причине умолчит и Геверс.

На обратном пути из Калиша Император на несколько дней остановился в Варшаве, и дворянство направило своих депутатов приветствовать его. Он их принял, но на первых же словах резко оборвал, объявив, что не желает слушать пожеланий, идущих не от души; что за несколько месяцев до восстания его так же заверяли в любви и преданности и однако же обманули как человека и государя; что мечта о независимой Польше — это утопия, от которой следует отказаться; что он сделает их счастливыми вопреки их нежеланию, но при первом же замеченном в столице волнении прикажет её разрушить; что приняты все меры предосторожности (в самом деле, только что достроили крепость, которая доминирует над городом); что маршала следует воспринимать так, будто это он сам, и что он заранее одобряет все действия маршала, настоящие и будущие. Всё происходило именно так, и если бы все императоры и короли всегда говорили, как Николай, и действовали так же, никаких революций не было бы, а все мы были бы счастливее. К несчастью, люди, подобные ему, редки. Но поскольку во всём и всегда есть комическая сторона, прелестная Элиза взяла эту часть на себя. Теперь она рассказывает, будто знала о враждебных намерениях поляков в отношении Императора, а её паломничество к Святому Митрофанию преследовало единственную цель — спасение Императора от польского кинжала; заодно с этой она рассказывает и другую историю, о крестьянине, которая якобы случилась с ней в России и принесла правительству большую пользу. Вот её слова:

«Оказалась я в одном городке и сильно скучала: было 10 часов вечера, а я привыкла в это время беседовать; я не знала, чем заняться, истощив всю эрудицию Данюшки (это её горничная), и тут она меня спасла, счастливо вспомнив, что хозяин дома не раз выказывал желание увидеть поближе дочь великого Кутузова и поговорить с нею; я немедля послала за ним. Каковы же были моё удивление и радость, когда я увидела, что крестьянин прекрасно держится и выглядит весьма пристойно. Я тотчас усадила его рядом на софу и предложила чаю. Мы долго беседовали; я рассказала, как все мы в Петербурге счастливы иметь и ежедневно лицезреть столь великого Государя, что он прекрасен и что, видя его, им нельзя не восхищаться, что его стараниями в Петербурге не осталось ни единого несчастного, и вообразите моё потрясение, когда этот человек, пристально на меня поглядев, с лукавым выражением осведомился: "А правда ли, сударыня, что французы живут под своим правительством в большом довольстве и что истинное счастье возможно только с такими, как у них, законами?" Как вы догадываетесь, я употребила всё своё красноречие, чтобы открыть ему глаза и показать, по какому опасному пути хотят направить его чувства; поскольку же невозможно не суметь верно выразить то, что чувствуешь столь живо, я без труда доказала, что один лишь Император Николай способен дать русскому народу счастие, и сумела его убедить».