Читать «Человек, помоги себе» онлайн - страница 19

— Да это ничего, я привык. — И, таясь от всех, вдруг зашептал доверительно: — А ты мне сочини, а?

— Что? Стихи?

— Ну! Про дружбу. Только про настоящую. С девчонкой.

— Про любовь, что ли? — Он закивал, косясь на Розку. И, глядя на его оттопыренные чебурашкины уши, я едва сдержалась, чтобы не рассмеяться. — Да понимаешь, какое дело. Надо же имя знать. Кому стихи адресовать.

— Имя?

— Да. Как зовут ее, то бишь — предмет твоей симпатии?

Он молчал, должно быть не решаясь открыться, а я вдруг рассердилась на себя: зачем издеваюсь над человеком? Пришел он ко мне, сочувствуя, как товарищ. А я насмешничаю. Почему? Потому что считаю себя умной, хорошей, а его… замыкающим список? Омегой? Или — ясень, который дуб? Смешно, конечно, что по наивности он думает, будто помогут ему дружить с девочкой сочиненные мною стишки. Только, может, и не такой дуб? Все-таки не кто-нибудь, а именно он, Омега, докумекал сейчас, что была Кулагина в классе заправилой, да не стала.

— Не надо, — сказала я поспешно. — Не надо никакого имени, пошутила я.

— Нет, почему, тебе скажу. Ее Маша зовут. Зубарева. Из «Б».

Он открывался передо мной простодушно, а мне стало еще более совестно: не заслужила я такого его доверия.

— Ну, хорошо, — сказала я опять торопливо. — Помогу. Стихами, не стихами, а помогу.

А как — помогу? Болтала невесть что, от растерянности, а он заулыбался, обрадовался. «Я ведь с ней еще и не знаком». Совсем чудненько получается — знакомить их теперь, что ли?

Он такой и ушел — повеселевший, окрыленный. Девочки засмеялись, недоумевая: «Отчего это ожил Ясень?»

Вскоре ушли и они. Прощаясь, Зинуха поведала: «Я твоей маме сказала: ты в классе хотела добра».

«Хотела добра». «Хотела хорошего». И она, и Ясенев выразились одинаково. Впрочем, так же, как я говорила вчера маме: «Хотела для класса лучшего». Но может быть, все они лишь успокаивают меня, а сами тоже, как мама, сомневаются? Теперь уже сомневалась и я…

Мы с мамой долго мыли посуду на кухне, и я ждала: она опять начнет расспрашивать меня о вчерашнем. Но она промолчала.

И с папой у нее тоже не было обо мне никаких разговоров. Сидя у себя в комнате, я прислушивалась к родительским голосам. Только один раз показалось: мама, словно нарочно, повысила голос. «Ты знаешь, этот наш общий друг слишком часто прикрывает дурные поступки благородными мотивами».

Не в мой ли огород камешек? Ведь и я тоже прикрываюсь благородными мотивами: борьба за успеваемость! А сама? Неужели просто преследую Ларису? Свожу с ней счеты? Или хочу вернуть утраченный в классе у ребят авторитет?

— Что сиднем сидишь? Погуляй. — Мама заглянула в комнату. — На улице солнце.

— Нет! — Я замотала головой. — Никуда не пойду.

Для меня не прекратилась дождливая погода. Серые тучи над головой не рассеялись. Наоборот, даже пропал радостный лучик, вспыхнувший утром после радиопередачи…

«Воскресенье, 25 ноября, 6 вечера.

Чего же тебе надо, Кулагина, от других и от себя? «Гордость, обедающая тщеславием, получает на ужин презрение». Вот ты и получила свою долю презрения. А в классе ведет за собой ребят Николай Бурков. Только куда ведет? Он откровенно противопоставляет себя учительнице и всем взрослым. Но разве наша Аннушка такая, что надо ее не слушаться? Или, в самом деле, в классе все поумнели, а одна я еще жалкий примитив?»