Читать «Человек не устает жить (Повесть)» онлайн - страница 58

— Я его не знаю.

И ответ Аркадия при каждой встрече с такими:

— Нет. Впервые вижу.

Незнакомые люди горбачевского склада то наглые, то льстивые.

— О-о! Господин офицер, это же тот самый, это наш командир. Мы были с ним в партизанском отряде под Уторгошем. Он! — и Аркадию: — Брось, командир, запираться: им все известно.

Честь, совесть! Неужели и вас можно превратить в товар?

В тот день Аркадий был избит до бесчувствия. В двадцать восьмую камеру его не понесли, а, отомкнув ближайшую, не заботясь, швырнули в двери прямо на окровавленного человека. Собрав остатки сил, Аркадий скатился с податливого распростертого под ним тела к стене и, прижимаясь горячим лбом к холодному отсыревшему бетону, слушал бессвязный, прерывистый бред. Сосед задыхался. В груди у него булькало, хрипело. Стараясь разобрать горячечные слова, Аркадий напрягал слух, придерживал дыхание. «Что, что он говорит?! Как-будто…» И, вскрикнув от боли, Аркадий заставил себя сначала сесть, а затем повернуться к соседу. Растерзанное лицо того было сплошной раной. Он шептал, этот сосед, шептал как заклятие: «Эль-сто сорок, эль-сто сорок… эль-сто сорок…»

Умер моряк с «Сиваша» под утро.

7. КРЫЛАТЫЕ БЕГЛЕЦЫ

Разговор по душам, когда говоришь, что накипело, говоришь без боязни, — зная, что тебе сочувствуют, — это приятно. А разговор по душам с самим собой, когда ты задаешь вопросы, ты отвечаешь на них, ты сам и осуждаешь себя и сочувствуешь себе, — это на грани безумия. В одиночке нельзя разговаривать вслух, нельзя ходить, если тебя держат ноги после очередного допроса, нельзя лежать на полу. Можно только сидеть на бетонной тумбе и — этого немцы запретить не в силах — думать. «Николай. Жив ли он? Михаил. Жив ли он? Комиссар Кабаргин расстрелян. Моряк с „Сиваша“ замучен гестаповцами… Ты остался один, Аркадий, совсем-совсем один. Скоро и твоя очередь. Ты устал. Для тебя смерть — избавление, счастье. Так?» Но Аркадий гнал от себя эти мысли, боролся с ними, возражал гневно самому себе: «Не раскисать! Надо выжить, надо!»

Месяц допросы, очные ставки и размышления в одиночке. Второй и третий месяцы размышления в одиночке, очные ставки и допросы. Ничего не смог добиться следователь от «упрямой русской свиньи», что молчит под пытками, от которых и железо бы расплавилось. Аркадий потерял надежду вырваться из пекла… Это случилось совершенно неожиданно. Ночью щелкнул замок. Дверь одиночки распахнулась. Тюремный надзиратель грубо вытолкнул Аркадия в коридор. Два солдата, один впереди, другой сзади, вывели его в тюремный двор к «черной берте».

И вот он — Рижский лагерь № 350 для русских военнопленных.

Во многих лагерях побывал за полтора года Аркадий, и всюду режим одинаков. Иногда только «господа начальники» вносили в этот режим некоторое жестокое разнообразие. Рижский лагерь отличался «гуманным» отношением к заключенным: их расстреливали за городом. Но все чаще и чаще военнопленные испытывали радость. С воли проникали в лагерь известия, что немцев отбросили от Волги, от Курска и Орла, что катятся они на запад. Конечно, по вымуштрованным гестаповцам, по внешне невозмутимым охранникам нельзя было определить, как там на фронте — хорошо ли, плохо ли сегодня, но факт, что военнопленных стали широко использовать, на оборонных работах, говорил о многом. В лагере № 350 тоже сколотили строительные бригады. На подступах к Риге они рыли траншеи и противотанковые рвы, сооружали дзоты.