Читать «Циклоп и нимфа» онлайн - страница 2
Татьяна Юрьевна Степанова
Барон Модест Корф приходился дальним родственником барыне Меланье Скалинской, урожденной Смирновой. И занимал должность директора Императорской публичной библиотеки. Он любил поговорить о том и о сем – не только о редких изданиях.
– Испанская поэма семнадцатого века, а они ее здесь в театре перевели на французский. Декламируют, конечно, ужасно. Не хватало только, чтобы кто-то от натуги на наших глазах испустил дух. Это, наверное, последний крепостной театр… Остальные все уже приказали долго жить. Я сидел на их репетиции перед представлением, листал оригинал поэмы. Невольно слышал, о чем они говорили, – так вот все разговоры этих актеров были исключительно насчет воли.
– Насчет воли? Освобождения от рабства? – живо откликнулся помещик Мамонтов.
– Насчет того, что за напасть такая грядет – воля, – барон Корф усмехнулся. – Слухи, слухи витают, множатся, что через месяц-два выйдет царский указ. Официально уже объявят то, о чем столько говорят весь последний год. Свобода, свобода… Так эти актеры просто в ужасе неописуемом.
– В ужасе? – переспросил шепотом Клавдий Мамонтов. – Они же крепостные, а станут свободными людьми!
– А они от этого в ужасе, мой друг. Ноют, шепчутся – что с нами будет, куда мы пойдем на старости лет, раз крепостной театр исчезнет.
– Но они актеры, многие из них знают по два-три языка, учились мастерству в Италии и Франции, умеют играть на разных инструментах, декламируют, сведущи в литературе, поэзии. Это же не какая-то темная челядь, это хорошо образованные люди!
– И тем не менее свобода их страшит. Воля – беда новая, неминучая – это я сам слышал здесь от них. Ну, может, конечно, возраст их преклонный… Но дело не только в возрасте. Они привыкли к своей жизни.
– Нельзя привыкнуть к рабству. Противоестественно это.
– Это вы им скажите, дорогой мой друг. Такое впечатление, что свобода нашему богоспасаемому народу не очень-то и нужна. Холопство как привычка, как образ жизни, как состояние ума, души. Я тут слышал в Дворянском комитете, мол, крепостничество – это не что иное, как духовные связи, завещанные нам еще от пращуров. Духовные связи нашей святой Руси. Не только лапти предки наши плели, лыко драли, пеньку сучили, но и скрепы вот такие ковали. Клавдий, душа моя, здесь их кормят досыта, по крайней мере. Меланья не скупится – им и кашу дают, и эти, как их… пироги с требухой. А по праздникам и чарку поднесут. И сечь их давно уже перестали. Раньше-то, конечно, при ее муже пороли на конюшне. Но вот уж сколько лет как не порют. Милуют. А что еще им надо?
– Вы что-то уж говорите совсем какие-то вещи мрачные и унизительные для человеческого состояния, – сухо бросил Клавдий Мамонтов. – Саша, а что ты на это скажешь?
Но Александр Пушкин-младший промолчал, он смотрел в этот миг на сцену.
Циклоп Полифем в любовных муках совсем отвернулся от зрителей, пряча изуродованное гримом лицо свое. А у самой рампы на сцене появились два новых персонажа пьесы – Вакх и Помона.