Читать «Царица Аттолии» онлайн - страница 140

— Чем я прогневил богов, что они предали меня? — спросил он.

Мойра покачала головой.

— Гефестия не отправила послания.

— А бог воров? Разве я не просил у него защиты? Моих даров на его алтаре недостаточно, раз я потерял его благосклонность?

— Я ничего не могу сказать, Евгенидис.

— Тогда я буду ждать здесь. — он снова положил голову на край стола.

— Евгенидис, — сказала Мойра. — Ты не можешь требовать ответа от Великой Богини. Боги не несут ответственности за смертных.

— Нет, могу, — ответил Евгенидис, не поднимая головы. — Я могу требовать. Будут мои требования выполнены или нет, но требовать я могу. Я могу действовать по собственному выбору, а не по указке богов.

— Евгенидис, — предупредила Мойра.

— Ты предала меня, — сказал Евгенидис. — Предала меня Аттолии. Вы, боги Эддиса, предали меня Аттолии и Мидии. — его пальцы на мгновение веером раскрылись в луже липкой крови, прежде чем снова сжаться в кулак. Вы предали меня, и я могу требовать ответа: за что?

— Евгенидис, нет, — предупредила Мойра в третий раз.

— Да! — закричал Евгенидис, окна солярия лопнули, и воздух наполнился звоном разбитого стекла.

* * *

— Боги редко отвечают человеку, это великий знак, — спокойно сказала царица Аттолия взволнованному дворецкому, который сообщил ей что все стекла во дворце вылетели из окон.

* * *

Когда каждое стекло взорвалось на сотни осколков, которые на мгновение замерли в воздухе и с тихим звоном посыпались вниз, Евгенидис бросился на пол и закрыл голову руками. Осколки падали ему на спину. Он лежал и слушал, как стекла разлетаются по полу, бьются друг о друга, порождая подобие тихой музыки. Ветер стих, звон замер, но давление в комнате нарастало. Он чувствовал боль в ушах, ужас сковал его тело. Это не был испуг, который ему случалось испытывать в прошлом, но слепая паника, как у пойманного в ловушку животного или человека, теряющего твердую почву под ногами во время землетрясения. Ему и прежде доводилось переживать землетрясения дома в горах. Евгенидис сделал глубокий вдох.

— Вы предали меня, — закричал он, руки приглушали его голос. Он вспомнил мидянина, неожиданно появившегося на склоне горы. — Дважды, — вопил он. — Вы меня предали. Почему вы встали на сторону мидянина? Разве я не молился вам? Разве не приносил жертвы на ваши алтари всю свою жизнь?

— И верил в нас всю свою жизнь? — спросил голос, показавшийся просто шумом крови в ушах.

Евгенидис содрогнулся от его спокойствия. Нет, он не верил. Большинство жертв было принесено для проформы, ради бессмысленного ритуала.

— Чем я обидел богов? — спросил он в отчаянии. — Если я оскорбил вас, — он кричал, почти не слыша своих слов, — то почему я не разбился? Это проклятие воров и их право — умереть, разбившись о землю, разве нет?

Он прижал руки к груди, пряча искалеченную под здоровой, не в силах говорить дальше.

— Кто ты такой, чтобы говорить о своих правах богам? — спросил голос, все еще бесстрастный.

В комнате стало совсем темно, эта тьма прижала Евгенидиса к полу так, что он почти не мог дышать и не чувствовал ничего, кроме неосязаемой тяжести. Он был ничем, просто пылинкой среди мириад других пылинок и, сложенные вместе, они были… ничем, кроме пыли. Одни отделялись от других и взлетали вверх под взглядом богов, но по-прежнему оставались пылинками. Он с хрипом втянул в себя воздух и прошептал: