Читать «Хрустальная сосна» онлайн - страница 572

А Инна… Мое предчувствие, охватившее меня давным-давно, когда я провожал ее на самолет еще летом восемьдесят четвертого, перед стажировкой в Москве, оказалось верным. Из Америки она так и не вернулась. Более того, я вообще не видел ее с того самого дня, когда помахав с чужим, сияющим лицом, она скрылась за дверью аэропортовского накопителя.

После того, как следующей весной ей продлили американскую стажировку до полутора лет, я* уже* знал абсолютно точно, что Инна больше не вернется. Кажется, через год или чуть раньше она позвонила и, не скрывая радостной дрожи в голосе, сообщила о защите докторской диссертации или еще что-то в этом роде, и контракте на работу в Америке, предложенном на три года.

Три года означали навсегда. Мы хоть и расстались фактически, но оставались формально мужем и женой. Возможно, я мог потребовать, чтобы она вызвала меня к себе. Но кем бы был я тогда в Америке - увечный и пока не умевший ничего особенного? Уборщиком посуды или просто приживалом при жене? Впрочем, Инна не сказала ни слова о вызове; эти мысли пришли ко мне уже потом. Более того, уведомляя меня об американском контракте, она именно уведомляла. Думаю, сама она решила свое будущее уже давно. Прощаясь со мной, никчемным, в нашем аэропорту. А, возможно, и еще раньше; в ее далеко идущих планах мне вообще не отводилось сколько-нибудь серьезного места. Впрочем, мне это было уже безразлично.

Потом еще через некоторое время из Америки пришли официальные бумаги - она просила дать ей развод и одновременно представляла полный отказ от прав на квартиру и другие формы совместной собственности. Я все подписал, сделал переводы, заверил у нотариуса и отослал ей. Совершенно спокойно и без эмоций; я уже давно знал, что она не вернется.

И сразу же, как представилась возможность, я обменял жилье. Это оказалось нелегким делом: ведь прописан я был у родителей и формальных прав на площадь жены не имел. Помогли отказные бумаги из Америки; кроме того, мне пришлось-таки обратиться во врачебную комиссию, получить инвалидность второй группы и только потом, вместе с причитающимися льготами, я сумел завладеть квартирой. Мне пришлось преодолеть массу препятствий, да и сама эпопея с признанием меня инвалидом тоже принесла мало приятного. Но я превозмог себя: мне не просто хотелось, а во что бы то ни стало было*необходимо* зачеркнуть прошлое; оставить позади все, что хоть как-то напоминало прежнюю жизнь. Например, не видеть больше близлежащий бульвар, в котором мы часто прогуливались с Инной перед сном. И избавиться от некоторых соседей по дому, которые до сих пор бросали на меня сочувствующие взгляды.

К тому времени умер дядя Костя, ставший за последние пару лет моим постоянным собутыльником и единственным другом. В восемьдесят пятом году, в самый разгар горбачевской охоты на ведьм, пьяненький, он совершенно глупо угодил во дворе под антиалкогольный патруль. Несколько часов его, свободного и независимого пенсионера, продержали в отделении - и сам этот факт произвел на дядю Костю такое воздействие, что вернувшись домой, он наутро свалился в параличе, да так после него и не встал… Тайком попивая дрянную водку из замаскированных под компот стаканов на дяди Костиных поминках, организованных соседкой Марьей Алексеевной в заводской столовой, я испытывал грустные исторические ассоциации. Я думал, что во времена возлюбленного дядей Костей генералиссимуса людей сажали на десять лет за десятиминутное опоздание на работу; сейчас, на волне параноидальной борьбы с алкоголизмом, трагедия повторилась в виде дешевого фарса. Как дешев был по сути и сам наш плешивый спиртоборец, которого покойный при жизни не раз привычно называл "этим шибздиком", добавляя несколько непечатных слов за особую зловредность действий. Хотя внешняя дешевизна не умаляла страдания людей, которым сейчас под горячую руку ломали судьбы и жизни… Здесь меня уже больше ничто не удерживало. Поскольку наша прежняя - точнее, Иннина - однокомнатная квартира располагалась в старом сталинском доме на центральной улице, то я без труда обменял ее на двухкомнатную. В совершенно новом и считавшемся полудиким районе. Отсюда даже на машине требовалось минут двадцать, чтобы выбраться в старую часть города.