Читать «Хроники Оноданги: Душа Айлека» онлайн - страница 28

— Катя. Катя. Что же ты мучаешь меня, Катя?

Дева Вездеход оторвала от себя Розовую Мыльницу. Он болтался на вытянутой руке, пытаясь дотянуться. Ровняшкина хорошенько как пыль из ковра его встряхнула. Посмотрела в мокрые от тайных желаний глазки.

— Жены не боишься?

— Нет — мотал головой Тюменцев.

— Подумай-.

— Потом думать будем — Тюменцев смог рукой дотянуться до Ровняшкиной.

— Пусти Катя.

— Гадостей всяких хочешь? — допытывалась Ровняшкина.

— А ты не хочешь?

Ровняшкина промолчала, брезгливо искривила губы, но внутреннее природное оказалось сильнее. Она поставила Тюменцева на землю. Сорвала с волос узкую красную ленту. Натянула почти до подбородка Тюменцеву вязаную шапочку до подбородка и обвязала ее лентой в районе глаз.

— Тогда догони — засмеялась Ровняшкина. Она побежала вперед по коридору, иногда останавливаясь и хлопая в ладоши.

— Я здесь. Я здесь.

Ослепленный во всех смыслах, Тюменцев топал вслед за ней, выставив вперед руки. Ровняшкина свернула, пробежала и прислонилась к камню, выходящему из стены. Бежать было некуда. Да и особенно не хотелось.

— Я здесь. — сказала она.

Тюменцев издал жеребячий громкий звук. Сорвал повязку, шапку и онемел. Желтоватый камень, на который оперлась Ровняшкина, наливался кровью и пульсировал. Наперегонки Ровняшкина и Тюменцева бросились к выходу из шахты. Теперь их объединяло совместное желание. Кто быстрее унесет ноги от этого страного происшествия.

ГЛАВА 7

ОДИН В ГОРОДЕ

Шершавкин думал. Скрипел мозгами и пружинами горбатой бабушкиной кровати, застеленной домотканной льняной простынью. Шершавкин завалился на нее, не разбуваясь, в знак протеста и свободы человеческого самовыражения. В конце концов… — сказал себе Шершавкин, но долго не продержался. Закинул туфли на кованую перекладину кровати между двумя отполированными шишечками. Ими заканчивались кривые клюкообразные ножки. До 15 лет это была и его комната. Шершавкина после смерти родителей растила бабушка, сестра Лиза и вот этот вот книжный шкаф. До какого-то времени, пока не поступил в кулинарный техникум, Шершавкин был вполне тихим, начитанным мальчиком. Он читал и мечтал нужные вещи. Хотел быть Маратом Казеем. Пионером-героем… А стал… Шершавкин провел рукой по тонкому ковру, на котором растянулась между неровными гвоздями картина «Три охотника». Буратиной хотел быть тоже… И не стал. — порадовался про себя Шершавкин. — И не стал. Они все хотели, а он не стал. А ведь больше всех хотел. Ура! Слава гопникам-кулинарам. Показали как верными подворотнями выйти на правильный путь. Что значит столкнуться с жизнью. Что за идиотское выражение. Это Буратины-Герои придумали. Зачем? В жизнь стоит входить короткими осторожными шажками и, если повезет, через какое-то время перейти на уверенный, печатающий брусчатку Красной площади, шаг. Идет, значит, он такой в ботфортах как у прусского короля Фридриха Великого и Глущенко Екатерины с барселоновского рыбзавода. Красная площадь вместо брусчатки выложена голыми Барселоновыми вперемешку с одетыми Карасями. Эти жалобно стонут и плачут на перебой, когда ступает на них подбитый толстыми гвоздями каблук. Солнце светит. Между Шершавкиным и небом. Розембаумы в стайку сбились. Вальс-Бостон на все голоса чирикают. А под ногами Жириновские воркуют. Во всем на голубей похожие. Владимир Ильич Ленин между елками вокруг Мавзолея бегает прячется от китайской провинции Шаосян, в полном составе прибывшей поздравить его с днем рождения Элтона Джона. И такая глобализация вокруг что…