Читать «Хроника великого джута» онлайн - страница 237

Сознавая, что картина выходит удручающей, они почерпывали оптимизм в глубокой мысли товарища Сталина: «Наши трудности являются такими трудностями, которые содержат сами в себе возможность их преодоления», и высказывали недоумение, что «серьезнейшие успехи… в области… ликвидации… байства как класса и освобождения трудящихся аула от феодально-байской кабалы… почему-то не сопровождались бурным ростом в животноводстве».

Вывод был таков: «…необходимо крепче ударить по этим «левацким» уклонам вместе с правым оппортунизмом как главной опасностью, шире поднять всю парторганизацию на эту борьбу… ибо нельзя без конца терпеть этот «левый» уклон, этот троцкизм на практике, который привел к правым результатам».

Филипп Исаевич, естественно, расценил это письмо как посягательство на авторитет и националистическое проявление байских настроений. Последовали угрозы исключения из партии и привлечения к уголовной ответственности. Как обычно, он произвел свой излюбленный «зверский нажим», после которого, уже через неделю, четверо из подписавших письмо (пятый, Гатауллин, был в командировке) принесли в крайком письменные покаяния. 15 июля 1932 года на объединенном заседании бюро крайкома и контрольной комиссии письмо оценили как «полное затушевывание соц. перестройки Казахстана и достижений национальной политики», но его авторов все же «пощадили»: дали строгий выговор…

В августе 1932 года ближайший соратник Голощекина председатель Совнаркома Казахстана Ураз Исаев, отдавая себе отчет в серьезности положения и в том, что самомнение первого секретаря крайкома останется непоколебимым, обратился с письмом к Сталину.

«В 10-12 казахских районах Центрального Казахстана голодает и сейчас значительная часть населения, – писал он. – По приблизительным данным, весной этого года с голоду умерло 10-15 тыс. человек, массовые откочевки, уход в другие края и республики, особенно усилившиеся в 1931 г., не приостановились и сейчас. Во многих казахских районах, по сравнению с 1929 г., не осталось и половины населения. Общее количество крестьянских хозяйств края сейчас меньше, чем в 1931 г., на 23-25%. Голодные казахи и их беспризорные дети скопляются около промышленных предприятий, совхозов в Семипалатинском и Актюбинском районах, на станциях железных дорог, занимаются кражей, осаждают колхозные поля, срезают колосья. Голод, скопление, грязь явились почвой для распространения эпидемий: черная оспа, тиф, дизентерия и др.».

У. Исаев, конечно, подстелил соломки: «Главной причиной, приведшей к нынешнему состоянию животноводства, надо признать извращения в Казахстане политики партии, ваших неоднократных указаний о коллективизации в отсталых национальных районах». Будто бы мудрый Коба только и делал, что заботился о том, как бы ле пострадали кочевники, насильно сгоняемые в колхозы… Председателю Совнаркома надо было перейти таким образом к критике своего непосредственного начальника. «…Крайком достаточно решительно не исправлял эти извращения, больше верил (и хотел верить), что казахи поголовно решили идти в колхозы, что против коллективизации только баи и националисты. Дух стопроцентной немедленной коллективизации аула витал в самом Крайкоме…» И далее: «…мода сплошных успехов без всяких недостатков явилась почвой для развития очковтирательства. Желание перещегольнуть в темпах соседние районы и быстрее перейти к социализму привело к административной сплошной коллективизации в казахском ауле. Кампанейщина как метод работы, институт всевозможных уполномоченных над райкомами создали целую серию так называемых «ударников-кампанеищиков» в крае и районах и десятки «бельсенды» в аулах (активисты наизнанку, я бы сказал прямо, новый паразитический слой в ауле)».