Читать «Храбрые сердца однополчан» онлайн - страница 39

Иван Моисеевич Третьяк

Но главное, пожалуй, не в этих, внешних, что ли, проявлениях, а в том особом состоянии активности и самоотверженности, которое охватило всех. Взгляды солдат и офицеров, обращенные ко мне, были преисполнены чувства доверия. Никто не суетился, не ронял пустых слов, каждый действовал в высшем режиме исполнительности и четкости. Любой был готов на самый решительный шаг. Прикажи любому броситься с гранатой навстречу вражеской цепи — сделает, если надо — примет смерть не раздумывая.

Тягучее, испепеляющее душу ожидание словно взорвалось вместе с тишиной. Неимоверный грохот многих разрывов заглушил все остальные звуки. Вспыхнули очаги пожаров, поднялись смерчи земли. Изъясняемся жестами, как глухонемые, и нечем дышать — горький толовый дух сдавливает горло.

Приходилось видывать и слыхивать артиллерийскую стрельбу за время пребывания на фронте, но чтобы вот так десятки орудийных стволов посылали снаряды в тебя — ни разу.

Сигнальную ракету в самом начале стрельбы мы, конечно, заметили — следили за нею всеми, так сказать, наличными парами глаз.

Бросаюсь вперед, выдерживая направление по полоске ржи, тянущейся к насыпи. Все за мной — с оружием, боеприпасами, с ранеными товарищами на себе. Иду строго по центру ржаной полоски, знаю, что нельзя отклониться ни на градус. Вокруг бушует, ревет адский огонь, и только эта полоска остается нетронутой, эта ржаная стежка жизни.

Вражеские подразделения, окружившие наш, теперь покинутый, КП, оказались под артогнем. А те автоматчики, которые хотели захватить нас в плен, если и остались в живых, то, видать, оцепенели в недоумении, потому что даже не пытались перехватить нашу маленькую группу, двигавшуюся по полю. Им конечно же было не понятно, почему русская артиллерия вдруг открыла такой страшный огонь по своим.

Путь длиною в несколько сот метров и ценою в жизнь был преодолен. Мы достигли железнодорожной насыпи, перевалили ее, а за нею уже были свои. Очутившись в траншее, мы прежде всего стали тушить на себе и на раненых тлевшие маскхалаты. Многие ощупывали свои собственные головы, бока, ноги, не веря, что они целы. Стороннему глазу могло бы показаться, что с ума посходили хлопцы. А находившиеся на насыпи фронтовики смотрели на нас понимающе и с братской теплотой.

— Вот тебе и закон рассеивания… — заметил я Шувалову, тесня его плечом.

— Тут иной закон сработал — боевая взаимовыручка, — ответил мой друг.

Когда мы шли по полю между двух зон артиллерийского огня, двигались в дыму, сквозь пламя пожаров, ни один осколок не зацепил никого из нас. Трудно оцепить, с каким мастерством и чувством ответственности за жизнь товарищей действовали многие артиллеристы, принявшие участие в массированном огневом налете. Им было сказано кратко: «Наша пехота вызывает огонь на себя». И эта фраза вдохновила батарейцев, они сделали все, чтобы спасти боевых друзей.