Читать «Холодное сердце (другой перевод)» онлайн - страница 5

Вильгельм Гауф

Снова не было никакого ответа, только порой ему слышалось, будто кто-то тихо и хрипло хихикает за деревом. Наконец нетерпение побороло сковывавший его страх.

— Погоди, крохотулька, — воскликнул он, — я до тебя доберусь! — и одним прыжком очутился за елью, но никакого старичка-лесовичка там не было, только маленькая, изящная белочка взметнулась вверх по стволу.

Петер Мунк покачал головой: он понял, что добрую часть заклинания он одолел и что, вспомни он еще, может быть, одну только строчку стишка, Стекляшничек был бы тут как тут. Но сколько он ни рылся в памяти, он ничего не вспомнил. Белочка появилась на нижних ветвях ели, не то подбадривая его, не то издеваясь над ним. Она умывалась, виляла прекрасным хвостом, глядела на него умными глазками, и наконец ему стало не по себе наедине с этим зверьком: то ему чудилось, что у белочки человечья голова, да еще в треуголке, то она ничем не отличалась от любой другой белочки, кроме красных чулок на задних лапках и черных башмаков.

Словом, зверек это был забавный, но Петер-угольщик испытывал ужас: он думал, что здесь что-то нечисто.

На обратном пути Петер прибавил шагу. Мрак елового леса делался все непрогляднее, деревья толпились все тесней, и вдруг его охватил такой ужас, что он и вовсе пустился бегом.

Успокоился он только тогда, когда услыхал лай собак вдали и вскоре затем увидел меж стволов дым хижины. Но, приблизившись и увидев, как одеты ее жильцы, он понял, что от страха пошел прямо в противоположную сторону и пришел не к стекловарам, а к плотогонам. Жили в этой хижине лесорубы: старик, его сын — хозяин дома — и несколько взрослых внуков. Они приветливо приняли Петера-угольщика, пустили переночевать, не спросили ни его имени, ни где он живет, напоили яблочным вином, а вечером подали на стол большого глухаря, любимое шварцвальдское кушанье.

После ужина хозяйка и ее дочери уселись за свои прялки у большой лучины, которую зажгли мальчики, окунув ее в чистейшую еловую смолу, дед, гость и хозяин курили и смотрели, как трудятся женщины, а парни вырезали из дерева ложки и вилки. В лесу завывала буря, беснуясь среди елей, отовсюду доносились мощные удары, и часто казалось, что это ломаются и рушатся с грохотом целые деревья. Бесстрашные мальчишки хотели выйти в лес и поглядеть на эту ужасающе прекрасную картину, но дед остановил их строгим взглядом и окриком.

— Никому не советую выходить сейчас за порог, — крикнул он им, — кто выйдет, тот не вернется, бог мне свидетель! Ведь сегодня ночью Михель-голландец рубит лес для своего нового плота.

У младших внуков загорелись глаза. Они хоть и слышали уже о Михеле-голландце, но попросили деда еще разок о нем рассказать. Петер Мунк, который, живя в другом конце леса, слыхал о Михеле-голландце лишь смутно, присоединился к внукам и спросил старика, кто это такой и где он обитает.

— Он хозяин этого леса, и если вы, несмотря на свой возраст, о том не знаете, значит, вы живете по ту сторону пригорка или еще дальше. А расскажу я вам о Михеле-голландце то, что сам знаю и о чем говорит предание. Лет сто назад — так, во всяком случае, рассказывал об этом мой дед — не было на всей земле народа честнее шварцвальдцев. Теперь, когда в нашем краю так много денег, люди потеряли совесть, испортились. Молодые парни пляшут и горланят по воскресеньям и так сквернословят, что просто страх берет. А тогда все было иначе, и пусть бы даже он сам заглянул сейчас вон в то окошко, я все равно повторю, что виноват во всей этой порче Михель-голландец.