Читать «Хозяйка Дара-2. Хорошая девочка Милена» онлайн - страница 8

Лиана Ивановна Димитрошкина

– Я обижена на нее очень. – поделилась я с Донарой Зурабовной.

– Хочется выразить все эти эмоции, выплеснуть их как-то… или куда-то, иначе они просто меня разорвут, – ошарашенная ощущениями, я сидела едва дыша.

– Ребенок воспринимает негативные эмоции матери и проявляет их, – пояснила Донара Зурабовна. – Ребенок и мама – это единая система. Если мама не проявляет негативные эмоции, кто-то их проявлять должен. И это делает ребенок. Именно он воспринимает их и выливает вовне. Это закон. Эмоции, которые не проявляет мама, ребенок просто вынужден проявлять. И это, одновременно, и беда ребенка, и благотворительность с его стороны. Потому что он дает, таким образом, матери разрядиться на себя. Чем мама сдержаннее, тем больше бесчинствует ребенок, чтобы она наконец отшлепала его и смогла спустить пар. Он жертвует своей попой, чтобы мама могла разрядиться и получила хоть какой-нибудь шанс жить дальше без язвы желудка. – Донара Зурабовна достала новую пачку салфеток и придвинула их поближе ко мне. – Как по твоим ощущениям? Это правда?

– Да! – я снова рыдала, и ее салфетки оказались как нельзя кстати. – Стопроцентная правда. И именно так было у меня в детстве. Мама всегда держала лицо, была спокойной и собранной, и только когда я совсем ее выводила из себя – могла меня шлепнуть. В исключительных случаях. А чаще всего мне делался выговор строгим холодным тоном. Я вспомнила, как мама всегда говорила: – Милена! Я думаю, ты понимаешь, что повела себя недостойно. Мне бы не хотелось, что бы это повторилось. И коронное: Хорошие девочки себя так не ведут! Никогда! – сделав глоток воды из хорошенького хрустального стаканчика, я поделилась:

– В детстве я даже думала, что она мне не родная – так холодно она себя всегда со мной вела. Вот и сейчас чувствую себя снова маленькой и беззащитной. Чувствую себя брошенной и никому не нужной. – Слезы снова побежали по щекам, омывая мою детскую боль, о которой так не хотелось вспоминать.

– Поплачь, это и вправду очень тяжело. – Донара Зурабовна прошлась по комнате, взяла красивый графин с резного деревянного столика и налила мне в стаканчик еще водички.

– Понимаешь – она заговорила медленно, будто подбирая нужные слова… – Это не потому, что она тебя не любила. Твоя мама была сосредоточена на том, чтобы уцелеть как-то в том шторме, который она сдерживала в себе. На том, чтобы контролировать как-то ту скороварку, которая кипела внутри, и не дать ей взорваться. – Она вздохнула, подошла и открыла окно, впуская свежий воздух. Порыв ворвавшегося ветерка принес запах дождя, который снова моросил за окном, и свежести.

– Милена, ты встань, пройдись по комнате. Сбрось с себя состояние. Как будешь готова, мы продолжим.

Донара Зурабовна снова повернулась к окну, давая мне возможность собраться с мыслями и оплакать свои детские обиды.

Я поднялась, и многострадальная желтенькая подушечка упала к моим ногам. Захотелось подойти к камину, от него веяло теплом и уютом, и поленья так весело потрескивали, что казалось, они как живые болтают о чем-то о своем. – Вот… даже поленья кажутся живыми… – горько усмехнулась я.