Читать «Хаос и симметрия. От Уайльда до наших дней» онлайн - страница 161

Эстония между двадцатыми и сороковыми застигнута в период ее недолгой политической самостоятельности. Здесь, в Ревеле, разворачивается герметичная и суматошная жизнь русских эмигрантов, на фоне которой складывается, точнее – не складывается судьба художника Бориса Реброва. Он работает в фотоателье, внимательно, как герой Пруста, наблюдает жизнь, делает записи в дневнике, встречается с женщинами, переживает недолгий творческий успех, а с какого-то момента оказывается вовлечен в деятельность русской фашистской партии. Все иллюзии, все смыслы, идеологии и перспективы рассыпаются в пыль, и персонаж в “Харбинских мотыльках” предстает экзистенциально заброшенным, одиноким, оказавшимся наедине с абсурдным миром, суть которого – пустота, небытие. Накануне присоединения к СССР, чтобы избежать неминуемого ареста, Ребров под чужим именем бежит на катере в Швецию.

Сразу же, с первых страниц, мы видим, что открывающаяся в романе реальность герметична, миниатюрна и при этом очень плотно, избыточно заполнена. Словно тесное помещение от пола до потолка заставили огромным количеством мебели. Реальность романа безудержно множит события, смыслы, бесконечные каталоги вещей. Здесь все охвачено лихорадочной деятельностью. Эмигранты носятся взад-вперед по Ревелю, пишут прозу, ставят спектакли, издают газеты, организуют салоны, кружки, партии, пускаются в сомнительные коммерческие авантюры. Но вся эта бурная, разнообразная деятельность сводится к одному-единственному принципу – театральности.

Андрей Иванов превращает Ревель в подмостки, а его обитателей, русских эмигрантов, – в актеров, иногда вдохновенных, иногда – довольно бездарных. Роман стартует в строгом соответствии с театральным инстинктом, заложенным в здешней жизни.

Терниковский пригласил Бориса в театр, усадил в кресло, влез на сцену и начал орать…

Терниковский – редактор газеты и автор пьесы о ревельских эмигрантах. Он актерствует в романе решительно везде, где его размещает воображение рассказчика.

Одежда на нем сидела очень странно, будто он ее второпях накинул, как застигнутый врасплох любовник из водевиля (здесь и далее курсив мой. – А. А.).

Другие персонажи “Мотыльков” актерствуют ничуть не меньше, организуя жизнь вокруг себя, как театральную постановку. Неслучайно в самом начале романа пьеса Терниковского и реальность переплетаются настолько плотно, что становятся едва ли различимы. Персонажи Иванова (Тополев, Стропилин, Солодов, Лева, Китаев) всегда на сцене и всегда в образе. Застать их врасплох, увидеть без маски, вне роли почти невозможно. Хотя вот, пожалуйста, удобный случай. Проходимец Тополев, представлявшийся героем войны, уличен в воровстве. Однако актерский инстинкт даже в эту очень трудную минуту его не подводит.