Читать «Халулаец» онлайн - страница 32

Павел Владимирович Селуков

Не знаю, что там у них произошло, но где-то через минуту Дима выскочил. Взъерошенный такой. Морда в красных пятнах. Глаза дикие.

— Ты почему их запустил? Ты же обещал?!

— Чтоб ты привыкал. Помочь тебе хотел.

— Помочь? Да я там... как... как...

— Какал?

— Сам ты какал! Как цирковое животное себя чувствовал. Они когда зашли, я уже не мог уйти. Ты меня перед фактом поставил, понимаешь?

— Понимаю. Ну, постоял чуток перед фактом, не умер ведь? Пошли работать. И сними ты уже каску. Кто в касках ходит, тот в обмороки от жары падает.

— В касках вообще никто не ходит.

— Поэтому и не ходит. И ты не ходи.

— Мне к бригадиру надо.

— Зачем?

— Хочу поговорить с ним про туалет и технику безопасности.

— Второй этаж. Шестая дверь. Но я бы не советовал...

Дима рванул. После разговора с бригадиром он ушел с завода. Бригадир Савелич не любит, когда молодежь права качает. Ну и слава богу, что ушел. Не для нежных людей наше производство. Хотя в его словах про туалет что-то есть. Что-то есть, но что именно — до конца не пойму. В МТС теперь работает. Срет, поди, в гордом одиночестве, как принц Датский. А я сразу говорил: продавцом тебе надо. А Дима: принципы, принципы... Нет никаких принципов, когда плюс пятьдесят, лом и лопата. Ну, или вот такой туалет.

Случай под Рождество

Рождество 2009 года в моей жизни получилось памятным.

Во-первых, я заигрался в крутого авантюриста и кинул закамских бандитов на сто тысяч рублей. Понятное дело, они хотели со мной встретиться. Поэтому я жил в общаге на Комсике, где мой приятель снял комнату на свое имя. Комната праздничному настроению не способствовала. Пружинистая кровать, лакированный шкаф, две скучных табуретки, круглый стол и сервант, набитый сочинениями Ленина, составляли все ее убранство.

Во-вторых, я не пил уже две недели, потому что подсел на христианство. Такое часто случается с людьми, обеспокоенными самосохранением.

В-третьих, девушка, которую я любил, благополучно вышла замуж и собиралась родить не моего ребенка.

С последним обстоятельством смириться было сложнее всего. Оно казалось непоправимым, как ампутация. Помню, я тогда дни напролет читал Библию, надеясь вычитать там какие-то смыслы повыше любви и собственной безопасности. Вообще, хоть за окном и была зима, мне казалось, что я попал в какую-то нескончаемую осень. Я осыпался, понимаете? Как глупый тополь осыпается листьями в сентябре, так и я осыпался смыслами, целями, мужеством. Мне не то чтобы ничего не хотелось, скорее я перестал понимать саму природу желания. Бездействие стало главным моим занятием. Я мог часами созерцать потолок, безучастно читать Новый Завет, бесчувственно думать о том, почему все так произошло. Я даже пробовал молиться, но получалось слишком фальшиво даже для меня.