Читать «Халулаец» онлайн - страница 115

Петр вообще попытался прошмыгнуть мимо эфиопа незамеченным, но тот заградил ему дорогу и радостно завопил:

— Алексей, брат! Ты вернулся!

Петр судорожно сглотнул. Обнаженный Джамал стоял прямо перед ним. Полшага, и они соприкоснутся членами. Это было невыносимо.

— Дай пройти, Джамал.

— Подожди. Помоги мне.

— Чем?

Джамал приблизился. Петр почувствовал возбуждение.

— Я люблю Веру. Научи меня, как мне с ней... — Джамал азартно постучал ладонью по кулаку. — Ты — русский. Ты должен знать.

Петр нервно рассмеялся:

— Кого ты любишь?

— Веру. Екатерину. Очень люблю!

Петр заржал, как Гарик Харламов. Джамал воззрился. Алексею было уже плевать. Он толкнул эфиопа в грудь и согнулся от хохота. В одну секунду он потерял к парню всякий интерес. Вульгарный жест (ладонью об кулак) и вовсе вызвал в нем отвращение. Петр смеялся так чистосердечно, будто смеялся над самим собой.

А что же Вера, спросите вы? После признания Алексея Вера ударилась во все тяжкие. В тот же вечер она сошлась с кучером, который помогал ей грузить Петра в карету. А через день еще с кем-то. И потом. И снова. Она пошла по рукам — с той лишь разницей, что руки выбирала все-таки сама. Не знаю. То ли она мстила Алексею за его пренебрежение, то ли чертовой Екатерине, в платье которой таскается уже второй год. А может, Вера мстила омерзительно красивому Петербургу, снобу проклятому, который совершенно не оценил ее достоинств.

Ева

Женщины любят, когда им лижут. Это нормально, кстати. Тут дело не только в физиологии. Если мужчина лижет женщину — значит, он способен быть любовником. То есть не смешивать миры. Не тащит в постель (где, в общем-то, позволено все при условии обоюдного согласия сторон) социальные предрассудки, «понятия», мракобесное ханжество и прочую муру.

Расскажу случай. Мне тогда было семнадцать лет, и я влюбилась в двадцатипятилетнего парня. Загорелый такой, с руками. Играл в футбол и читал Кафку, представляете? Матвеем звали. Буквально соткан был из противоречий. Мягкий и жесткий, страстный и холодный, внимательный и равнодушный. Не скучный, короче. То ли Дарси, то ли Хитклиф, если вы понимаете, о чем я. А еще он был жутко умным и красиво говорил. Я ему перед сном звонила, и он рассказывал мне сказки. Реально — сочинял на ходу. И так гладко — закачаешься.

Через две недели мы остались наедине в пустой квартире. То есть я наврала родителям (мама, надеюсь, ты это не прочтешь!), что буду ночевать у подружки, а сама убежала к нему. Мы, конечно, уже кучу раз целовались, и я даже много чего напредставляла в горячей ванне, но все равно страшно волновалась. А еще я чуть-чуть порезала киску, когда готовилась к свиданию. Ничего особенного — обычная царапина, но мне киска казалась уродливой (этакий профиль старушечьего носа). Короче, когда я поднялась к Матвею, меня нехило потряхивало. Теперь представьте: я в юбочке, на шпильках, макияж, конечно, в животе — ком, звоню ему в дверь. А он открывает в халате и с заспанной рожей. С кружкой чая в руке. Ну, я, понятно, зыркнула и говорю холодно:

— Извините, видимо я ошиблась дверью.