Читать «Фуку» онлайн - страница 5

— Только вы нас можете выручить, только вы… — ещё раз повторил мужчина с честными голубыми глазами, в ковбойке с протёртинками на воротнике, с брезентовым, не слишком полным, выцветшим рюкзаком за плечами.

Он держал за руку мальчика — тоненького, шмурыгающего носом, в коротеньких штанишках, в беленьких носочках, на одном из которых сиротливо зацепился репейник. У мальчика были такие же, только ещё более ясные голубые глаза, лучившиеся из-под льняной чёлки.

Этот незнакомый мне мужчина ранним утром пришёл в мою московскую квартиру со следующей историей. Он — инженер-судоремонтник, работает на Камчатке. Приехал с сыном в Москву в отпуск — их обокрали. Вытащили всё — деньги, документы. Знакомых в Москве нет, но я — его любимый поэт и, следовательно, самый близкий в Москве человек. Вот он и подумал, что я ему не откажу, если он попросит у меня деньги на два авиабилета до Петропавловска-на-Камчатке. А оттуда он мне их, конечно, немедленно вышлет телеграфом.

— Сынок, почитай дяде Жене его стихи… — ласково сказал мужчина. — Пусть он увидит, как у нас в семье его любят…

Мальчик пригладил чёлку ладошкой, выпрямился и начал звонко читать:

— О, свадьбы в дни военные!

Деньги я дал. С той поры прошло лет пятнадцать, и у этого мальчика, наверно, появились свои дети, но никакого телеграфного перевода с Камчатки я так и не получил. Видимо, этот растрогавший меня маленький концерт был хорошо отрепетирован. Меня почему-то вся эта история с профессиональным шантажом сентиментальностью сильно задела.

Всё моё военное детство было в долг. Мне давали в долг без отдачи хлеб, кров, деньги, ласку, добрые советы и даже продуктовые карточки. Никто не ждал, что я это верну, да и я не обещал и обещать не мог. А вот возвращаю, до сих пор возвращаю.

Поэтому я стараюсь давать в долг деньги, даже нарываясь на обманы. Но я стал замечать, что иногда люди, взявшие у тебя в долг, начинают тебя же потихоньку ненавидеть, ибо ты — живое напоминание об их долге. А всё-таки деньги надо давать. Но откуда их взять столько, чтобы хватило на всех?

В детях трущобных с рожденья умнинка: надо быть гибким,                                 подобно лиане. Дети свой город Санто-Доминго распределили                         на сферы влияний: этому — «Карлтон»,                                    этому — «Хилтон». Что же поделаешь —                                      надо быть хитрым. Дети,           в чьём веденье был мой отельчик, не допускали бесплатных утечек всех иностранных клиентов наружу, каждого нежно тряся,                                       словно грушу. Ждали,              когда возвратятся клиенты, дети,          как маленькие монументы, глядя с просительностью умеренной, полные, впрочем, прозрачных намерений. Дети,           работая в сговоре с «лобби», знали по имени каждого Бобби, каждого Джона,                            каждого Фрэнка с просьбами дружеского оттенка. Мальчик по имени Примитиво был расположен ко мне без предела, и моё имя «диминутиво» он подхватил                        и пустил его в дело. Помню, я как-то ещё не проспался, вышел небритый,                              растрёпан, как веник, а Примитиво ко мне по-испански: «Женя, дай денег!                               Женя, дай денег!» Дал.        Улыбнулся он смуглый,                                                лобастый: «Грасиас!» —                        а у него из-под мышки двоеголосо сказали:                                  «Здравствуй!» — два голопузеньких братишки. Так мы и жили                         и не тужили, но вот однажды,                            как праздный повеса, я в дорогой возвратился машине, а не случилось в кармане ни песо. И Примитиво решил, очевидно, что я заделался к старости скрягой, да и брательникам стало обидно, и отомстили они всей шарагой. Только улёгся, включив эйркондишен, а под балкончиком,                                 как наважденье, дети запели, соединившись: «Женя, дай денег!                               Женя, дай денег!» Я улыбнулся сначала,                                      но после вдруг испугала поющая темень, ибо я стольких услышал в той просьбе: «Женя, дай денег!                                Женя, дай денег!» В годы скитальчества и унижений Женькою был я —                             не только Женей. И говорили бродяги мне:                                            «Женька, ты потерпел бы ишшо —                                          хоть маленько. Бог всё увидит — ташшы свой крест. Голод не выдаст,                                 свинья не съест». Крест я под кожей тащил —                                              не на теле. Голод не выдал,                            и свиньи не съели. Был для кого-то эстрадным и модным — самосознанье осталось голодным. Перед всемирной нуждою проклятой, как перед страшной разверзшейся бездной, вы,       кто считает, что я — богатый, если б вы знали —                              какой я бедный. Если бы это спасло от печалей мир,         где голодные столькие Женьки, я бы стихи свои бросил печатать, я бы печатал одни только деньги. Я бы пошёл                    на фальшивомонетчество, лишь бы тебя накормить,                                              человечество! Но избегайте                        приторно-святочной благотворительности,                                        как блуда. Разве истории                            недостаточно «благотворительности» Колумба? Вот чем его сошествье на сушу и завершилось, как сновиденье — криком детей,                         раздирающим душу: «Женя, дай денег!                                 Женя, дай денег!»