Читать «Французская рапсодия» онлайн - страница 13

Антуан Лорен

Ален открыл для себя эту песню в тот единственный период существования – от пятнадцати до двадцати лет, – когда человек действительно способен любить. В этот краткий промежуток, который больше никогда не повторится, и дух, и тело готовы к восприятию любви; в дальнейшем жизнь найдет чем занять ваш мозг и ваше бытие: подготовка к защите диплома, тревога о будущем, поиск работы, стажировка, зарплата, деньги, справки и так далее и тому подобное; беда в том, что этот период начинается слишком рано, в том возрасте, когда никто, кроме редких вундеркиндов, не в состоянии им воспользоваться.

Ален прекрасно помнил себя юношей – он в родительской квартире, у себя в комнате, которая впоследствии станет комнатой его сына. Он лежит на кровати и слушает трагично-пронзительный голос Кристофа, рассказывающий потрясающую историю про девушку, выходящую из здания мэрии, и парня, мечтающего с ней заговорить. Гипнотическая музыка и отдающийся эхом, словно он декламировал в романской церкви, голос певца погружали Алена в опьянение сродни наркотическому, только во много раз сильнее. «Голубые слова» будили какую-то часть его мозга, затрагивали в нем какую-то сверхчувствительную зону, отчего на глазах у него выступали слезы. Второй куплет, в котором были такие слова:

Больше нет ни часов, ни колокольни,Только сквер с уснувшими деревьями,Я возвращаюсь ночным поездомИ вижу ее на перроне.Она улыбается мне.Она должна меня понять.Любой ценой… —

приводили его в состояние, близкое к обмороку. Он видел себя на пустынной платформе Лионского вокзала жарким летним вечером. Он выходит из вагона с тяжелой сумкой. Беранжера медленно идет ему навстречу и наконец бросается ему в объятия. Он чувствовал тепло ее тела, мягкость ее затылка, аромат ее духов. Он находил ее губы и, ошалевший от счастья новой встречи после разлуки, впивался в них жадным поцелуем. Этот эпизод, достойный кадров из фильма Дэвида Лина, фильма, продюсером, режиссером и единственным зрителем которого был сам Ален, не оставлял места сомнениям: Беранжера была его девушкой. Отдавшись во власть пронзительной музыке и собственных фантазий, он уже не мог сдержаться и к концу песни начинал всхлипывать. С ним творилось что-то волшебное. Никогда раньше он не испытывал такой боли – и больше никогда не испытает ее в будущем. Ему было девятнадцать лет, и Беранжера не была его девушкой. У нее был другой парень, немного старше их всех, уже прилично зарабатывавший. Кстати, именно он оплатил шикарную студию, в которой они записали свои четыре песни, и он же нанял двух звукорежиссеров. В свои двадцать три года он уже крепко стоял на ногах. Он приходился родным братом парню, сочинявшему стихи для их песен. У него был немного печальный взгляд и кошачья улыбка, и уже в то время его чаще всего называли инициалами – ЖБМ.