Читать «Философия постмодернизма» онлайн - страница 68

В конце XIX в. Ф. М. Достоевский писал, что «если истина будет вне Христа, то я предпочту остаться со Христом, а не с истиной». Он почувствовал онтологическое, субстанциональное, а не просто гносеологическое расхождение между новой наукой и религией, между человеческой и рационалистической картиной мира. В ХХ в. после «смерти бога», эта проблема переросла в противоречие между техницизмом и гуманизмом. Технонаука ведет к «смерти человека», структуализм и постмодернизм объявили, что такая смерть состоялась. Из всех наших рассуждений следует, что это верно лишь абстрактно-логически, что такое направление развития не является однозначно неизбежным. Мир вероятностен. Исторически и реально продолжают существовать не только человек, но и Бог, вера, влияние которых в чем-то даже усиливается. Тем более это относится к ценностям гуманизма. В любом случае действительный приверженец выживания человечества должен быть в отношении к прогрессу последователем Ф. М. Достоевского. В пик эпохи просвещения наиболее определенно духовную задачу своего времени сформулировал К. Маркс: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его». Он был выдающимся представителем прогресса и революции – «прогрессивной революции», уповая на ее совпадение с благом человека. В перспективе прогресс им мыслился все более человеческим и человечным. При этом он часто говорил об иронии истории. Увы, ирония истории не миновала его самого. Гуманизм и прогресс, человеческое счастье и знания как источник материальной силы, с некоторых пор пошли в разном направлении. Нельзя утверждать, что не пересекаются, но трудно признать и совпадающими. Поэтому дух нашего времени, если и насколько он остался человеческим, требует сказать: «Люди лишь различным образом изменяли мир, но дело заключается в том, чтобы сохранить его».

* * *

Спиноза полагал, что любое сущее всегда хочет быть самим собой. Камень хочет оставаться камнем, тигр хочет оставаться тигром. Ну а человек – человеком. Происходит изменение, рост, развитие, но в пределах своей формы. Это проблема идентичности и сохранения устойчивости систем, которая, как будто, беспокоит человечество. Особенно «большой системы» – его самого. Важно только видеть, что ей противоречит и поступать хотя бы с минимальной последовательностью. Не допускать, не внедрять, не применять ничего, выводящего систему жизни из режима динамического равновесия. Это необходимый консерватизм существования всякого сущего. В эпоху прогрессизма и новационизма консерватизм «ославлен» как нечто, мешающее человеку, его благу. Между тем в нем выражается не большее, нежели приверженность ценности собственного бытия. А блага без бытия не бывает. Ничто не является незаменимым и уникальным с точки зрения Абсолюта и бесконечного множества. И все когда-то кончится. Однако все уникально и ничто незаменимо с точки зрения чего-либо как такового. И в этом качестве любое нечто имеет основания бороться за свое существование. Представляя конкретную форму бытия, человек должен направлять усилия на ее сохранение. Изменения идут стихийно, а для поддержания тождественности нужны сознательные действия. Это относится как к индивиду на протяжении личной жизни, так и к роду в его эволюции. Надо порицать не консерватизм – за его желание жить, а капитулянтскую апологию смерти, особенно когда она подается в красивых теоретических упаковках. Право знать, что происходит с человечеством в принципиальном плане и как преодолеть «кошмар прогресса» должна обеспечивать философия. В этом ее специфическая рефлексивная роль, или теоретическая вина, если она ее не выполняет. Известные идеи устойчивого (ограниченного) развития, экологии культуры, гуманистического рационализма или, если она окажется оправданной, той же информационной антропологии, далеко не исчерпаны, они нуждаются в дальнейшей разработке, а главное – в осуществлении. В свете агрессии против собственно человеческой философии, сейчас уместно провозгласить: «Назад, к феноменологическому реализму!». «Вперед, к консервативно-критической контрпостмодернистской теории общества!». Философия должна нести ответственность перед людьми за целевые ориентиры, которые она предлагает, за оценки, которые она дает состоянию мира, и если оно трагично, то должна помогать им сохранить достоинство при любом обороте дела. Если же она служит мировоззренческим наркотиком, помогая им умереть в недостойном сознательного существа сне, то ее надо так и называть: наркотическая философия. Или – танатософия. В лучшем случае идеология, технонаучный миф. Подобную роль, на наш взгляд, играет для человечества пост(транс)модернистская, антиантропологическая и антигуманная «постчеловеческая гуманология». Живой человек не может все время спать или быть равнодушным свидетелем своей жизни, он ее участник. Философия, насколько она живая – тоже. Она для тех, чья душа не спит. В конце концов человека можно уничтожить, но его нельзя победить – так всегда считали лучшие представители Homo vitae, sapiens.