Читать «Феномен ДБ» онлайн - страница 30
Владимир Алексеевич Колганов
Тут вроде бы противоречие. С одной стороны, мы «можем только повторяться», с другой – «нужно выдумывать». Если не можем, как же тут выдумывать? Впрочем, Быков имеет в виду неспособность современных авторов, не исключая и себя, разобраться в том, что происходит, представить своё видение истории, создать оригинальный художественный образ, который бы покорил читателя. В итоге оказывается доступен единственно возможный вариант: берём известные исторические факты, ту самую скучную действительность, вставляем туда известных персонажей, к примеру, из «Мастера и Маргариты», или выуживаем их из старых газет, ну а затем и впрямь остаётся лишь «выдумывать». Да я не возражаю, тем более что жители города Глупова вполне этим довольны!
Особенно радуют горожан объёмы предлагаемой им литературы. У Быкова что ни книга, то семьсот страниц, за редким исключением. Такая внушающая уважение «весомость» достигается благодаря невиданному многословию не поддающихся учёту персонажей. Правда, самого Дмитрия Львовича им всё равно не переплюнуть и не перешибить, что, в общем-то, вполне естественно: все эти склонные к пространным рассуждениям Остромовы, Поленовы, Морбусы и многие другие являются всего лишь осколками личности создателя романа, которые разлетелись по страницам книги. Однако даже маленький осколок способен потрясти воображение, если начинает говорить.
В принципе, это малопочтенное занятие – доказывать то, что довольно очевидно. Андрей Немзер дал ещё в 1999 году очень точную характеристику увлечению некоторых романистов многословием [54]:
«Мне это кажется застольной болтовней, по-простому говоря. Кстати, допустимой и необходимой в газетах – и губящей книги. <…> Как всегда в нормальной болтовне: одну вещь человек говорит здравую, вторую полуздравую, потом полную ахинею – и это сходит, потому что говорит более-менее легко, остро, и чувство своего круга, приятельского локтя здесь срабатывает».
Теперь представьте, что Воланд, Берлиоз, Бездомный, Мастер и даже Понтий Пилат с Иешуа Га-Ноцри были бы столь же многословны, как персонажи из «Остромова». Ну получился бы толстенный роман: без малого полторы тысячи страниц московских глав и чуть поменьше – про события в Ершалаиме. И в результате бедному читателю пришлось бы разбираться, о чём все эти персонажи так долго и нудно говорят, в чём смысл этого словесного их недержания, и почему невозможно обойтись без слов, которые не имеют никакого отношения к событиям, описанным в романе.
Так почему же Михаил Булгаков, рассказывая весьма занимательную и поучительную историю про опыты профессора Преображенского, про Борменталя, Швондера и Полиграфа Шарикова, решил ограничиться всего какой-то сотней страниц? Таланта не хватило? Теряюсь в догадках, анализирую доступные мне варианты, но объяснения не нахожу. Ну разве что причина в том, что Михаил Булгаков не рассчитывал на премию «Большая книга». Впрочем, о премиях и премиальных речь пойдёт в одной из следующих глав.