Читать «Федор Петрович Гааз» онлайн - страница 91

Так дожил он до 1853 года -- весь проникнутый деятельной любовью к людям, осуществлять которую в тогдашнее время, при развившейся до крайности формалистике и суровой подозрительности, было нелегко. Общество, наконец, поняло этого "чудака" и стало сознавать всю цену его личности и деятельности. "Когда я, в начале пятидесятых годов,-- писал нам автор "Года на Севере" и "Крылатых слов" {Имеется в виду С. В. Максимов. (Ред.).},-- студенствовал в университете, нам, медикам, имя Гааза было не только известно, но мы искали случая взглянуть на эту знаменитую личность -- и я хорошо помню его наружность, а также, главным образом, и то, что он уже и тогда был причислен к лику святых и таковым разумелся во всех слоях московского населения". Не так, однако, смотрел стоявший над этими слоями граф Закревский, которому весьма не нравилась тревожная и хлопотливая деятельность "утрированного филантропа", постоянно нарушавшая приятное сознание, что в Москве "все обстоит благополучно".

Бог знает, в какой форме осуществился бы практически взгляд графа Закревского на Гааза, но судьбе угодно было избавить графа от докучных хлопот о нем. Общая освободительница -- смерть -- освободила его от "утрированного филантропа". Она подошла неожиданно. В начале августа 1853 года Федор Петрович заболел. У него сделался громадный карбункул, и вскоре надежда на излечение была потеряна. "Я застал его,-- пишет А. К. Жизневский,-- не среди больных, труждающихся и обремененных; он сам был болен и сидел в своей комнате, за ширмами, в вольтеровских креслах; на нем был халат, и его прекрасную голову не покрывал уже исторический парик. Его лицо, как и всегда, сияло каким-то святым спокойствием и добротою; благоговение к этому человеку охватило меня, и я хотел поцеловать его руку, но удержался, боясь его расстроить..." Он не мог лежать, сидел постоянно в кресле и очень страдал. "Несмотря на болезнь, благообразное старческое лицо его выражало по обыкновению доброту и приветливость,-- говорит его современница Е. А. Драшусова.-- Он не только не жаловался на страдания, но вообще ни слова не говорил ни о себе, ни о своей болезни, а беспрестанно занимался своими бедными, больными, заключенными, делал распоряжения как человек, который готовится в далекий путь, чтобы остающимся после него было как можно лучше. Он до конца остался верен себе, забывая себя для других. Он знал, что скоро умрет, и был невозмутимо спокоен; ни одна жалоба, ни одно стенание не вырвались из груди его; только раз сказал он своему другу, доктору Полю: "Я не думал, чтобы человек мог вынести столько страданий..." Но страдания эти были непродолжительны -- и конец был тих..." Когда Федор Петрович почувствовал приближение смерти, он велел перенести себя в большую комнату своей скромной квартиры, открыть входные двери и допускать к себе всех, знакомых и незнакомых, кто желал его видеть, проститься с ним и от него услышать слово утешения...