Читать «Фаза мертвого сна» онлайн - страница 29

Ольга Птицева

Глаза медленно привыкали к темноте. Обернувшись, я смог разглядеть смутные очертания перил и последней ступени. Тяжелая, обитая железом дверь начиналась прямо там, где обрывалась лестница. Воздух пульсировал рядом с ней, кружился дымными завихрениями, приманивая меня ближе. Шаг. Еще один. Я потянул на себя холодное кольцо, заменяющее ручку, дверь легко подалась. За ней не было видно ни зги, но не было и обратной дороги – лестница потонула во мраке, а может, и вовсе исчезла, стоило мне отпустить перила.

Сердце билось чуть ниже кадыка. Холодный пот выступил сразу по всему телу. Что-то ждало меня, что-то звало меня, что-то хотело присниться мне, даже если я сам не желал его видеть. Шаг. Еще один. Кромешная тьма, ни звука, ни шороха, только тяжелый запах дыма, горчащий на языке. Так пахнет старый очаг, давно заброшенный и забытый. Так пахнет пепелище – круг выжженной земли в парке, угли, обрывки бумаги, память о шумном компании. Застывший запах, въедливый, как темные пятна золы на руках.

Как стены подвала, в котором я оказался. Низкий закопченный потолок, так и норовил чиркнуть меня по макушке. Хотелось пригнуться, а лучше лечь на пол, вытянуться в полный рост и уснуть, чтобы скорее проснуться на яву. Но у дальней стены виднелась целая гора холщовых мешков, таких же грязных, как все кругом. Если они и ждали кого-то, то меня. Ноги сами шли к ним, руки сами принялись ощупывать грубую ткань, а под ней твердые камешки. Я потянул на себя верхний мешок, и тот разорвался от первого же прикосновения. Истрепанный временем холст истончился на швах, беззубо оскалился драными краями. Пыль поднялась в воздух, мешаясь с запахом остывшей золы. Под ноги посыпался уголь.

О неожиданности я попятился, что-то звякнуло, опрокинулось, загремело отскочившей крышкой, и все затихло. Но в воцарившейся тишине я отчетливо услышал чьи-то шаги. Кто-то спускался по лестнице. Страх пронзил позвоночник, пронесся по нему электрическим зарядом, заставил сердце затрепыхаться, сбивая всякий ритм. Я застыл, как суслик, решивший прикинуться мертвым, авось, прожорливый койот проскочит мимо, не заметив добычу в пыли.

Ступени поскрипывали под чьим-то шагом. Все ближе и ближе.

– Меня накажут! – вспыхнуло в сознании.

– Это сон, – вкрадчиво шепнул рассудок.

– Меня высекут! – Страх гнездился в висках, пульсировал там, метался, как ослепшая птица. – Высекут! Высекут!

– Но это же сон… – теряя всякую надежду напомнил разум и затих.

В этой зыбкости разуму не было места. Я точно знал, что меня высекут. Стоит шагам приблизиться, стоит двери открыться, стоит тому, кто идет сюда на шум, увидеть меня, стоящем посреди рассыпанного угля, с порванным мешком в руках, и меня высекут. Я точно представлял, как унизительно и больно это будет. Как розги смочат в соленой воде, как заставят раздеться до пояса, как поставят на колени одним тяжелым тычком, размахнутся, и мир наполнит боль. Жгучая, стыдная, невыносимая.

Меня никогда не били. Краешком сознания, я помнил это, как и то, что все кругом – сон. Но страх был реален. Как и ведерце, валяющееся под ногами. Кубастое, широкое в основании и странно скошенное к горловине, оно медно поблескивало, прорезая дымный полумрак. Я наклонился, схватил резную ручку, поднял крышку, она жалобно звякнула в ответ. На дне ведерца лежала лопатка. Холодная рукоять, вся в узорах, выбитых на латуни, сама оказалась в моей ладони.