Читать «Ущелье дьявола. Тысяча и один призрак» онлайн - страница 273
Александр Дюма
Я была слаба, как умирающая, бледна, как мертвец. Набросив на голову большую черную вуаль, держась за стенку, я спустилась по лестнице и отправилась в часовню, не встретив никого по дороге.
Грегориска ждал меня с отцом Василием, настоятелем монастыря Ганго. За поясом у него был святой меч, реликвия одного из крестоносцев, участвовавшего во взятии Константинополя Виллардуином и Балдуином Фландрским.
— Ядвига, — сказал он, положа руку на меч, — при помощи Бога я разрушу чары, угрожающие вашей жизни. Итак, подойдите смело. Вот святой отец, который, выслушав мою исповедь, примет наши клятвы.
Начался обряд; быть может, никогда он не был так прост и вместе с тем так торжествен. Никто не помогал монаху; он сам возложил венцы на наши головы. Оба в трауре, мы обошли аналой со свечой в руке. Затем монах прибавил:
— Теперь идите, дети мои, и пусть даст вам Господь силу и мужество бороться с врагом рода человеческого. Вы вооружены невинностью и правдой, и вы победите беса. Идите, и да будет над вами мое благословение!
Мы приложились к священным книгам и вышли из часовни.
Тогда я впервые оперлась на руку Грегориски, и мне показалось, что при прикосновении к этой храброй руке, при приближении к этому благородному сердцу жизнь вернулась ко мне. Я уверена была в победе, раз со мною Грегориска.
Когда мы вернулись в мою комнату, пробило половина девятого.
— Ядвига, — сказал мне тогда Грегориска, — нам нельзя терять ни минуты. Хочешь ли ты заснуть, как всегда, чтобы все произошло во сне? Или ты хочешь остаться одетой и видеть все?
— С тобой я ничего не боюсь. Я хочу бодрствовать и видеть все своими глазами.
Грегориска вынул из-под одежды освященную ветку вербы, влажную еще от святой воды, и подал ее мне.
— Возьми эту вербу, — сказал он, — ложись на свою постель, твори молитвы Богородице и жди без страха. Бог с нами! Постарайся не уронить ветку: с нею ты сможешь повелевать и самим адом. Не зови меня, не кричи. Молись, надейся и жди.
Я легла на кровать, скрестила руки на груди и положила на грудь освященную вербу.
Грегориска спрятался под балдахином, о котором я упоминала и который находился в углу моей комнаты.
Я считала минуты, и Грегориска, должно быть, тоже считал их.
Пробило без четверти девять.
Еще звучал звон часов, как я почувствовала знакомое оцепенение, знакомый ужас, знакомый ледяной холод, но поднесла освященную вербу к губам, и это ощущение исчезло.
Тогда я ясно услышала шум размеренных шагов на лестнице — шаги приближались к моей двери.
Затем дверь медленно, неслышно открылась, как бы сверхъестественной силой, и тогда…
У рассказчицы сдавило, горло, она задыхалась.
— И тогда, — продолжала она с усилием, — я увидела Костаки, такого же бледного, какой он лежал на носилках; с рассыпавшихся по плечам черных волос его капала кровь. Он был в обычном своем костюме, только ворот расстегнут, и виднелась кровавая рана.
Все было мертво, все принадлежало трупу — тело, одежда, походка… И только одни глаза, эти страшные глаза, блестели, как живые.