Читать «Ушастый» онлайн - страница 104

User

- Что ты хочешь сделать?! – Варщик наклоняется, глазки-бусины сверкают от злости. – Я тя че, не устраиваю, а? От кого ты, ****ь, избавиться хочешь, мудило ты ****ое? Может тебе в ебальник прописать, а?!?

- Нет-нет, вы все неправильно поняли, я не собирался ни от кого избавляться.

- Да? Ну ладно, - Варщик садится на место, - мы приглашаем в студию одну из матерей, чей ребенок страдает от наркозависимости. Прошу.

В студию входит моя мать, садится рядом с седовласым. Не знаю, что здесь происходит, но это шоу радости не доставляет. Одно дело наблюдать за чужими людьми и совсем другое, когда в роли ответчика выступает кто-то из родни.

- Ваш сын сидит на героине, так? – Варщик складывает руки, словно в молитве. – Когда вы об этом узнали?

- Я узнала об этом пару лет назад и…

- А сами вы употребляли героин? – зал взрывается от свиста и одобрительных хлопков, определенно, народу нравится происходящее в программе.

- Ну, я подсела на иглу где-то через год после его рождения, торчала около четырех или пяти лет с его отцом. Но потом завязала и сейчас я чиста.

- А вот наш товарищ-клиника Маршак уверяет, что бывших наркоманов не бывает, - седовласый пытается возразить, однако вовремя затыкается, - соответственно вы, тетя Аль, все еще мечтаете о дозняке, ведь так?

- Ну, не то чтобы мечтаю…

ХВАТИТ, ПРЕКРАТИТЕ, НЕ НАДО!!!

- Давайте пригласим в студию еще одного бывшего торчка и узнаем у него, желает ли он втереться или нет. Уфо.

В студии появляется Ванек – розовый с пухлыми щеками. Я хочу закричать, пытаюсь нащупать пульт, однако не могу его найти – в кровати слишком много вещей. Они и до этого здесь были?

- Здоров, кореш, - Варщик пожимает руку Уфо, тот садится рядом с моей матерью, на нем черный свитер, трусы и больше ничего, - сколько ты уже не торчишь?

- Около трех лет в завязке.

- Три года ни одной точки, понятно. А как на счет того, чтобы прямо сейчас втереться. Ты бы вписался?

У Варщика в руках четыре баяна – по пять кубов каждый. Он раздает их присутствующим гостям, после чего поворачивается к камере. Держу пари, мудило смотрит точно на меня.

- За тебя, Прыгунчик! – он поднимает баян, как обычно поднимают стаканы на поминках, к нему подключается седовласый, Уфо и моя мать.

- За тебя, сынок.

- За тебя, брат.

- За вас, юноша.

НЕТ, СТОЙТЕ!!! НЕ НАДО!!!

Меня выщелкивает. С трудом раскрываю глаза, кровать пустая, телевизор выключен. С улицы доносится протяжный гудок поезда, ветви деревьев поскрипывают на ветру, далекий лай собак – все как всегда. Стандартная ночь. Я поднимаюсь, подхожу к окну, раздвигаю шторы и, прислонившись лбом к холодному стеклу, смотрю вдаль. На горизонте сквозь редкие черные деревья - россыпь  оранжевых огоньков, справа неоновая вывеска автостоянки, за ней заброшенные цеха стекольного завода.

Скоро я этого уже не увижу.

.НОВЫЙ 09.

Это было сложно, но я все-таки уговорил мать выдать мне башлей на дозняк. Она сказала: «да сторчись, мне поебать». Так прямо и заявила. И вот я стою перед дверью Пушкина, нажимаю на звонок и жду. Отовсюду слышны радостные крики, телевизионные уроды буквально разрывают дом напополам, стараясь привлечь к себе побольше внимания, в конце концов, это их деньги. На улице вспышки фейерверков, пиво с водкой рекой льются, у всех веселье, а у меня на душе, будто кошки насрали. Ромик в КПЗ ждет суда, а Динь-Динь съебала в Питер. Про свое обещание забрать меня с собой сучара даже и не вспомнила.