Читать «Учение об уголовных доказательствах» онлайн - страница 308
Леонид Евстафьевич Владимиров
9
Те же страсти искажают и мемуары, на которых строятся многие приговоры исторической науки. —
10
Термин "внутреннее убеждение" (intime conviction) мы удерживаем, потому что он кажется нам довольно выразительным. Он, по-нашему, довольно удачно выражает характер нравственной достоверности. Внутреннее убеждение вовсе не значит безотчетное убеждение, инстинктивное убеждение, оно убеждение по крайнему разумению, данное по совести в том смысле, что никакие посторонние побуждения и соображения не влияли на судью свободно, без всяких формальных мерок, оценившего силу доказательств.
11
Уильз ("Теория косвенных улик". С. 14): "Умам людей точно так же невозможно навязать общую мерку, как привести их тела в одинаковые размеры; одни и те же, как в том, так и в другом, между людьми есть общее сходство, значительные отклонения от которого мгновенно бросаются в глаза, как странности и нелепости. Вопрос не в том, каково будет возможное действие доказательства на умы, особенным образом устроенные, а в том, какое впечатление произведет оно на таких лиц, из которых состоит большинство обрaзованных людей.
12
Бентам (Rationale of judicial evidence, v. III, p. 385, глава "Incredibility of atrocity"), рассматривая вопрос о том, насколько жестокость преступления может служить причиною признания события нестоющим веры, как будто не желает понять, в чем заключается причина недоверия к доказательствам, в тех случаях, когда мы встречаемся с крайне необычною противочеловеческою жестокостью. Никто нe утверждает, что крайняя жестокость должна быть причиною для признания события невозможным. Но каждый согласится, что крайняя необычайность преступления естественно возбуждает в нас желаниe иметь, по возможности, более убедительные и более сильные доказательства утверждаемого факта. Из заключительных слов Бентама, впрочем, видно только одно, именно, что он не желает, чтобы соображения о необычайности преступления подавали повод к созданию какого-нибудь стеснительного формального правила, о силе доказательств. "The essential practical consideration, the essential warning, is this: not to think of employing it, as the foundation for any inflexible rule, requiring, as necessary to conviction, this or that particular dose of evidence: such as the testimony of two witnesses, the confession of a defendant, or in a word, any other determinate mass of criminative evidence". В настоящее время, когда всеми признано, что формальные правила о силе доказательств нисколько не обеспечивают от ошибок, предостережения Бентама потеряли свое значение.
13
La Logique de L'hypothese. Paris, 1880, p. I и след. См. Gohn, Voranssetzungen und Ziele des Erkennens, 1908, s. 233: "Каждый опыт содержит в себе нечто гипотетическое, и каждая гипотеза стремится достигнуть верности опыта".
14
Савиньи в своем мемуаре о законной теории доказательств (Golt-dammer's Archiv, 1858, p. 486) замечает: "То, что мы называем достоверностью (Gewissheit) факта, опирается на таком множестве отдельных, в своей совокупности только индивидуальному случаю принадлежащих элементов, что для нее вовсе нельзя установить общих научных законов". Для правильного понимания сущности уголовно-судебной достоверности нужно помнить постоянно, что дело идет о восстановлении достоверности индивидуального события, которое может быть доказано только теми данными, которые благодаря случаю сохранились и тем или другим путем доставлены суду. Словом, при исследовании прошлого события не разыскивается какое-нибудь общее правило на основании целого ряда тождественных явлений, а только восстанавливается единичный факт в том виде, в каком он имел место в действительности. Конечно, данный факт был последствием определенной причины, но причина эта является в том виде, как ее исследуют, индивидуальною. Единичный факт, имевший место в прошлом, оставил отпечаток в памяти людей или вещественные следы в мире внешнем. Восстановить на основании этих данных прошедшее — задача исторического или уголовно-судебного исследования. Конечно, отдельные установленные исторические факты, равно как и уголовные случаи, могут послужить материалом для выводов, обобщений. Но эта индуктивная деятельность имеет уже цель, лежащую вне процессуальной задачи, восстановить прошлое событие в его конкретной форме. Уильз ("Теория улик"): "Бесчисленное множество истин, знание которых необходимо для человеческого счастья, если не для самого существования, познаются посредством очевидности другого рода (не математической) и не допускают иных руководителей, кроме нашего собственного сознания и свидетельства подобных нам людей. Предметы, подлежащие очевидности этого рода, суть фактические вопросы или вопросы о действительности таких предметов и событий, которые, не будучи безусловно необходимы, могут и не быть действительными, не внося этим в жизнь никаких противоречий; в отношении таких событий наши суждения могут быть ошибочны. Такая очевидность называется нравственною (moral evidence)".