Читать «Уход на второй круг» онлайн - страница 26

— Ты прекрасно знаешь, зачем мне аспирантура, — терпеливо ответила дочь. — А вот зачем мне кот, а?

— Хорошо. Не кота. Мужчину. Тебе двадцать восемь лет!

— Это же не приговор.

— Нет, Ксюш, не приговор, — выдал отец. — Двадцать восемь и одна — это диагноз. Дальше без меня.

И с этими словами он забрал с холодильника пачку сигарет и отправился на балкон, курить.

Маргарита Николаевна проводила его взглядом и добавила:

— И он прав! В конце концов, любовник у тебя должен быть, а!

— Да никому он ничего не должен, — Ксения вздохнула и демонстративно принялась накладывать себе салат.

— Ксения! Ну ты же понимаешь, о чем я!

— Не понимаю! Не понимаю я твоего желания уложить в мою постель любого.

— Ну почему любого, а?! Почему любого! Найди себе кого-то, кто понравится. Его и уложим.

— А мне никто не нравится.

— Вот! Вот в этом и корень зла! В двадцать восемь лет должен кто-то нравиться! Так не бывает, чтобы не нравился. Господи, Ксюш, даже мне до сих пор кто-то иногда нравится, это совершенно нормально!

Ксения долго жевала, обдумывая, что бы такое сказать матери. Обижать нельзя, но и от подобных бесед она устала. Не нужен ей никто! Никто не заменит… А мама все равно не уймется. Заведи мужика — станет твердить о детях.

— Я ничего не имею против Шона Коннери, мам, — наконец, заговорила она. — И даже разделяю твои симпатии.

— Ксюша!

— Пааа! — крикнула та. — Давай свою вишневку… двадцать капель.

— Ксюша, уже прошло столько времени, хватит уже! — рассердилась мать, переходя черту.

— Не хватит! — жестко ответила Ксения. — И это мне решать, «столько» прошло времени или нет.

— Кому от этого легче? Ему от этого легче? Нам? Его родителям? Или тебе? Ради кого ты жизнь изображаешь? Нам не надо!

— Я не изображаю. Это и есть моя жизнь. Даже если она тебе не нравится.

— Дурочка! Мне не нравится, что ты одна. Ты темп взяла, при котором свалишься когда-нибудь. А тебя даже поймать некому!

— Просто так — не вижу смысла. А все остальное — предательство.

— Очнись! Какое, к черту, предательство! — раздалось от двери. На пороге снова нарисовался отец. Который, конечно, слышал каждое слово. — Некого предавать! Возвела памятник, про себя не помнишь, от себя отказываешься! Идеалистка!

— А вы? Меряете все обывательскими мерками.

— Ну давай, обвини нас в мещанстве. А то, во что ты превратилась, нас, по-твоему, волновать не должно?

— Ужасно интересно, во что же я такое превратилась? — фыркнула Ксения.

— В робота, — сообщила Маргарита Николаевна. — Ты хоть что-нибудь чувствуешь?

Дочь посмотрела на нее, потом на отца и снова перевела взгляд на мать.

— Чувствую, — сказала она негромко. — Чувствую обиду, что самые близкие мне люди предпочитают, чтобы я трахалась направо и налево или бухала, как… сантехник. Это что? Пресловутая широта славянской души? Стремление жалеть заблудших?