Читать «Уход на второй круг» онлайн - страница 192
Марина Светлая
Но вот сейчас, когда ты здесь, когда ты пришла, я знаю точно, что мой уход на второй круг не меняет главного. Когда-то я не хотел отдавать тебя ночи. Сегодня смерти я тебя не отдам. Если тебя не будет — не останется ничего, за что я мог бы цепляться. Я и не стану, не захочу. Мне хватило и первого круга, чтобы понять — я взлетел, но без тебя мне не приземлиться.
Он старался проговаривать то, что делал. Проговаривать, чтобы думать, что все происходит так, как всегда. Он и раньше, бывало, произносил вслух — для ассистентов, для медсестер. Привычка из прошлой жизни. Сейчас эта привычка стала спасением. Рабочий материал. Тело человеческое — это рабочий материал. Ксения — это рабочий материал.
Рабочий материал с верхним давлением в 60 мм рт. ст. Нижнее не определяется. Перелом левого бедра. Шок третьей степени.
Эндотрахеальный наркоз. Переливание крови. Белое — не ее — лицо, расплывающееся перед глазами. Трубка изо рта.
Парамонов стиснул зубы. Срединная верхняя лапаротомия. Выкачать жидкость из брюшной полости. Убрать сгустки.
И звоном в ушах возглас ассистента:
— Охренеть!
— Качай.
Локализация источника кровотечения. Осторожная пальпация. Печень. Наверняка печень. «Как тогда», — пальнуло в мозгу. И пальцы чуть вздрогнули, а Глеб не имел на это права. Не сейчас. И никогда.
— Две трещины, размозжение переднего края поверхности. Селезенка… тоже. Порыв капсулы.
— Готовимся к спленэктомии?
— Погодь!
— Крови литра два.
— Заткнись и закрой селезенку. Сейчас шьем печень.
Тампон. Зажимы. Захват поврежденных сосудов. Лесина рука, удерживающая кровь. Парамонов шил, слушая звук кардиомонитора. Бьется. А раз бьется, значит, бьется и он — за нее.
Первая трещина.
Вторая.
Зафиксировать сальник.
— Есть.
Голова — компьютер. Он — машина. И только алое и горячее, заливающее руки, — живое и настоящее.
— Селезенку будем спасать. Патологий не вижу.
Бузакин послал бы к черту, и все это знают. Вырезал бы к едрене фене, чтобы не возиться.
Оба его ассистента молчат. Молчат, потому что верят или потому что он хирург, а они — подмастерья? Глеб не молчал. Никогда не молчал. Даже в ассистентах, вчерашним интерном не молчал. Самодовольный идиот. Когда-то он всерьез противопоставлял себя богу. Сейчас — не знал, каким богам молиться. Но это будет потом. Не тогда, когда ее жизнь продолжает биться в его руках.
На тридцать пятой минуте операции жизнь биться перестала.
Оборвалась.
Прекратила ход собственного времени. Ксенька взлетела. Глеб не приземлился.
И думал, что умер.
Целых четыре с половиной минуты реанимационных мероприятий Глеб думал, что умер.
Это не он четко и сухо командовал в операционной. Не он наблюдал за действиями реаниматолога, проводившего дефибрилляцию. Не его руки в какую-то секунду вцепились в ее ладонь, пока ей делали массаж сердца и когда вводили эпинефрин. Было плевать — заметят или не заметят. Какая теперь-то разница? Если бы можно вот так, через касание, перелить жизнь… Если бы в нем самом все еще оставалась жизнь, он дарил бы ей хризантемы весной.