Читать «Урамбо (Избранные произведения. Том II)» онлайн - страница 37
Вивиан Азарьевич Итин
Все, все остались, все нетронуты,
Как будто не было войны…
Нет, я вчера из этой комнаты
Ушел, а ночью видел сны…
Такие длинные, нелепые —
Как будто я стрелял в людей,
Как будто всадники свирепые
Загнали бешеных коней.
Как будто в ночи, вьюги зимние
Я, словно дух, блуждал в полях
И слушал песни заунывные
В татарских дымных деревнях.
О если бы не ряд потерянных
Друзей, встающий предо мной
И длинный перечень расстрелянных,
Я б мог поверить в мир иной!
Мир, непохожий на действительность,
Как мысль бессмертная моя,
Иль речи мерная медлительность,
И эта комната твоя…
Но нам доступны достижения,
Когда с тобой, по вечерам,
Мы совершаем приношения
Своим прекрасным божествам.
И грезы грезами сменяются,
Сквозь дым другие снятся сны,
То словно лилии качаются,
То расцветают плауны.
Без сожаленья и раздумия
На этом солнечном пути
Прекрасно в царствие безумия
В чужие вымыслы уйти…
Потом, язык богов молчаньями,
Как он прекрасными, прервать
И золочеными мечтаньями
Свою печаль заколдовать.
Ведь где-то есть еще поэзия,
Есть бесконечная весна.
И голубая Полинезия,
И голубая тишина.
Там никогда не слышно выстрелов,
Там небо нежное, как лен.
И вместо страшных клеток выстроен
Дворец из пальмовых колонн.
Туда с тобой, мой друг единственный,
Уйдем в зеленый монастырь,
Где всюду — океан таинственный
И солнце, и ветра, и ширь.
В трибунале
Душа… Но есть двойные души…
Кто сможет обвинять, когда
Все напряженнее и глуше
Трепещет светлая мечта?
Быть может, я был грозным зверем,
Когда родился средь волков.
Я сознаюсь, не лицемеря —
Я только луч во мраке снов.
Убийцы могут быть святыми,
Как звери, жаждущие жить…
И что-то плачет вместе с ними —
Кого я требовал убить.
Похороны моей девочки
1
Она как будто бы летит.
Остались глазки не закрыты,
Застывший вдруг метеорит
Сдавили синие орбиты.
И так всевидящ этот взгляд,
И так зовет к себе за грани:
— О, не вернется жизнь назад,
Конец последний не обманет!
А рядом с нами дикари
Едят кутью, не плача воют…
Как странно голова горит,
Какая пустота порою.
2
Она слишком была человечьей,
В три месяца — громко смеялась,
А в шесть — лепетала длинные речи:
Папа и мама… папа и мама…
Нужно быть сильным зверем,
Чтобы жить на земле проклятой…
Я в морозы, в солнце поверил,
Я был в море и был солдатом.
Но смерть не меня большого,
Всего в синяках и шрамах,
Отняла ребенка больного,
Чтоб сильнее большого изранить.
И туда, где умеют молиться,
Я кричу, в кресты и могилы:
— Если это ваш бог — убийца,
Передайте, — меня не забыл бы!
3
Я не я… О если бы проснуться!
Стать, как прежде, первым звероловом,
Со своим ребенком радостным и голым
Поступь мамонта в траве следить,
Темным логом долгие минуты
Светлой страстью пьяным быть…
Теплый ветер дышит океаном,
Чешет шкуру старую тайги,
Тянет хвоей и сухим бурьяном,
Наши груди ясны и легки…
В нашем мире верные ловитвы,
Смерть же только ясный спутник битвы…
— Смерти нет, когда упруги груди,
Сладки материнских два сосца,
На большом костре сегодня будем
Мы медвежьи жарить жирные сердца;
А потом час тихий будет — ни борьбы, ни мести;
Чуток воздух ночи; мы спокойны вместе…
4
— После смерти, после каждой смерти