Читать «Удавшийся рассказ о любви» онлайн - страница 2

Владимир Семенович Маканин

— Но ответьте наконец прямо. Вам (лично вам) было плохо прежде — или вам плохо сейчас?

Что и заставало врасплох.

Альтернативный выбор всегда груб. И тем грубее, чем мягче гость. Да и как было впопад ответить?.. Сказать, что ему хорошо жилось при коммуняках, было бы безусловной неправдой. (Еще и глупостью.) Но и похвалиться нынешней жизнью как-то не с руки. Неловко. На виду у миллионов сограждан. На виду у недоедающих врачей, учителей...

На лице собеседника целая гамма растерянности. Рябь оттенков... Волнение, с тем чтобы выразить невыразимое. И рука не знала, что делать с только что взятой конфетой. А Тартасов с улыбкой, с кротким взглядом. Молчал — усиливал паузу.

Зрители колкий вопрос, конечно же, хорошо знали. Как знали и неответ. (Нам, зрителям, все по нутру. Пусть мелко, жалко, суетно... Но пусть забавно. Мы сами мелки, что поделать!) Миллионы, не меньше, волновались у экранов уже загодя. Предвкушали... Но ведь неплохо, чтобы у зрителя проклюнулся азарт! Званая знаменитость выбрасывала руку за шоколадкой, и только-только (крупным планом) хвать коричневый квадратик, вопрос:

— Ну?.. Прежде — или сейчас?

Знаменитость сбилась, лепечет невнятицу. А мы помним, как заикался в прошлый вторник пианист. Худощавый. Рыжий... Краска щек рыжего мужика! Его смущенье!.. Мы дети. Мы ребята, и ТВ — наш кубик. (Жаль, крупноват, не покатать в ладони.)

Разумеется, приглашались на «Чай» люди известные и амбициозные. (Тоже дети, только принаряженные.) Слишком занятые собой, они не очень-то следили за чужими промахами на ТВ. Не знали, что вопрос повторялся. И, как нарядные дети, ушибались об один и тот же камушек. Тартасов, тоже шалун, улыбался. Прежде? Или сейчас?.. Отвечайте, пжалста. Отвечайте. И чтоб не вилять!

В этот раз, застигнутый вечным вопросом, тянул свою руку (ручищу) к конфете скульптор П-ов. И ведь тоже растерялся! Как все здесь сидевшие. Как все они... бедный... Даже замычал.

Подарив зрителям долгожданную конфузную паузу (их законную игровую полуминутку), Тартасов уже спешил своего визави выручать. Своего чайного гостя! Дорогого друга!.. Тартасов его теперь подбадривал — помогал всплыть: мол, знаю, знаю, каково было в прежние времена!.. Мучил надзор. Мучила цензура. Как не знать! Доставалось на орехи и вам, скульпторам. (Как доставалось и нам, пишущим рассказы и повести. Как всем, всем, всем...)

— ... У нас, у пишущих, — напоминал (зрителям) Тартасов. — Цензора вымарывали из наших повестей строки, целые страницы. Даже отдельные главы! А что и как было у вас?.. Они увеличивали у статуй фиговые листы? или округляли скромные греческие груди?.. Или эти господа (пауза...) отламывали у ваших Венер руки?

Скульптор, увы, не умел подхватить предложенный шутливый тон.

— М-мм, — мычал, как на потеху.

А ведь шел прямой эфир, не подправить и не вырезать.

* * *

Смутить человека — невелика радость. Едва избавившись от скульптора, один, Тартасов сник: с каждой передачей, переповторяя свой вопрос о прошлом, он все навязчивее думал о тщете человеческих усилий. Чужая немота, мстя, придавливала теперь его самого...