Читать «Убийство под аккомпанемент. Маэстро, вы – убийца!» онлайн - страница 19

Губы у Фелиситэ задрожали. Отвернувшись, она тоненьким голосом затараторила:

– Он ревел и бушевал и ничего не желал слушать. Это было убийственно. Ты и представить себе не можешь, каково это было. Он сказал, что я немедленно должна объявить о нашей помолвке. Он сказал, а не то он… Он сказал, что уедет и всему положит конец. Он дал мне неделю. У меня есть время до следующего вторника. Не больше. Я должна объявить о ней до следующего вторника.

– А ты не хочешь? – мягко спросила Карлайл. Увидев, как дрогнули плечи Фелиситэ, она подошла к ней. – В этом дело, Фэ?

Голос Фелиситэ дрогнул и надломился, она запустила руки в волосы.

– Не знаю я, чего хочу, – зарыдала она. – Лайл, я в такой переплет попала, так запуталась. Мне ужасно страшно, Лайл. Все так чертовски ужасно, Лайл. Мне страшно.

II

На протяжении военных лет и их изматывающих последствий леди Пастерн сохраняла неизменную церемонность. Ее редкие званые обеды по этой причине приобрели аромат ушедшей эпохи. И тем более потому, что, совершив подвиг превосходной хозяйственной стратегии, она исхитрилась сохранить в доме на Дьюкс-Гейт штат обученной прислуги, пусть и несколько сократившийся. Надевая вечернее платье, бывшее в моде шесть лет назад, Карлайл размышляла, что если нехватка продуктов не отступит, ее тетя вскоре по праву будет относиться к тому же классу, что и легендарный русский аристократ, который с полнейшей невозмутимостью занимал почетное место за бесконечным банкетом из сухой корки и воды.

Она рассталась с Фелиситэ, которая все еще тряслась и бессвязно лепетала, на лестничной площадке.

– Ты увидишь его за обедом, – всхлипнула Фелиситэ. – Увидишь, о чем я говорю. – И с толикой вызова добавила: – И все равно, мне плевать, кто что думает. Если у меня беда и неразбериха, то самая упоительная на свете. А если я захочу из нее выпутаться, то не по тем причинам, какие мне навязывают. Это только потому, что… О боже, ну и история!

На том Фелиситэ ушла в свою комнату и хлопнула за собой дверью. Совершенно очевидно, размышляла Карлайл, закончив накладывать макияж и закуривая сигарету, что несчастная девчонка вне себя от переживаний, а сама она, Карлайл, на целый уик-энд превратится в своего рода буфер между Фелиситэ, ее матерью и ее отчимом. «Самое худшее, – раздраженно думала Карлайл, – что я их люблю и в конечном счете ввяжусь в серьезную ссору со всеми тремя разом».

Она спустилась в гостиную. Никого там не застав, она рассеянно прошла через площадку и, толкнув величественные двойные двери, заглянула в бальный зал.

Позолоченные стулья и музыкальные пюпитры стояли полукругом, как островок среди блеска начищенного паркета, перед ними высился рояль. На его опущенной крышке в сюрреалистическом несообразии были разбросаны несколько зонтов от дождя и от солнца. Подойдя ближе, она узнала среди них черно-белый, очень парижский зонт, с которым ее тетушка десять лет назад произвела фурор в Аскоте. Зонт, как ей помнилось, стал гвоздем туалетов в Королевской ложе, и его много фотографировали. Его преподнес леди Пастерн некий индийский посланник по случаю ее первого замужества, и с тех пор она его очень и очень берегла. Ручка была сделала в форме птичьей головы с рубиновыми глазками. Из этой головы уходило к спицам древко, чудовищно тонкое, многоступенчатое и обвитое платиновой проволокой. Пружинная застежка, открывающая и закрывающая зонт, и полая вставка, к которой она крепилась, были усеяны драгоценными камнями, что было довольно неудобно и в свое время погубило немало перчаток. Когда Фелиситэ была маленькой, ей иногда позволяли откручивать птичью голову и секцию с застежкой, что по какой-то причине неизменно доставляло ей огромное удовольствие. Взяв зонт, Карлайл его открыла и тут же поскорее закрыла снова, посмеявшись над собственной суеверностью. На табурете у рояля высилась стопа нотных листов, а по верхнему бежали сравнительно разборчивые каракули – программа концерта.