Читать «У Таси» онлайн - страница 5

Владимир Михайлович Галкин

Тут такой сложный номер получался. У неё был ещё «муж» — некий полковник из военно-инженерной академии Куйбышева, что в Воспитательном доме на Москва-реке (москвич, я люблю адреса точно указывать, есть такая слабость — вплоть до общественных уборных: где, как и т. д.). Полковник, Егор Николаевич, был пожилой, семейный, но жена — инвалид второй группы, полупарализованная, и вот он ходил к Тасе по выходным, получая ласки (хотя какие у него против меня силёнки?) и скрашивая Тасе вдовье житьё; он, в общем-то, немного как бы и содержал её, бельё покупал, подарки к праздникам, безделушки в доме — это всё его, посуда даже, конечно, дамские угоды. Погужуется у ней выходной с двумя ночёвками с субботы, а там на службу (он преподавал) и к семье. Ишь, как устроился ладненько. Какой я никакой, но за жену несчастную (что ж он ей говорил, где ночует? это ж бабе какие муки носить!) я его ненавидел, хотя ещё ни разу не видел воочию. Говорила: низенький, с выправкой, тоже выпить и попеть не дурак, уважительный, культурный — словом, «хороший человек». Но как же мне с ним постель делить? Под кроватью окурок заметишь, бельё вроде не моими ногами пахнет — неприятно. «У него, Тась, голова, по-моему, каким-то говном пахнет, тебе не кажется? Или вообще голова такая?» Она молча с понедельника стелила для меня чистое бельё.

Интересно, а он знал, с кем делит ложе любви? Но я вопросов не задавал. Дают — бери.

Но что интересно — не соседи у Таси, а золото, ни слова никому, как будто слепоглухие. Вот это, я понимаю, соседи!

Ну теперь всё, всё, это была как бы интродукция, дальше будет новелла.

4

Эх, бывало, соберусь я к Тасе, выйду на Ульяновку, поздний вечер, мокрый, плакучий, ни звёзд, ни луны — люблю такие вечера, душа мягше становится. Фонари слезятся сквозь туман, троллейбусы тебя нежно обдают грязью, а ты идёшь с отдалённым ожиданием любовной ночи, идёшь так себе, вразвалочку, ссутулившись, и думаешь примерно так: успеется и жаркая кровать, но сперва надо слегка «принять», то есть выпить портвешку в каком-нибудь «ВИНО-АВТОМАТЕ», их тут полно, но лучше всех тот, что на Большой Андроньевке, сразу за аптекой, там удобные столики-одноножки, всегда конфетки и лимончик на закусь, портвейн № 13 — за двадцать копеек семьдесят три грамма, а три двугривенных — это цельный стакан, даже чуть больше. И это хорошо. В других автоматах — на Хиве, на Землянке, у Тетеринского рынка — там грубый «Агдам» (20 копеек — 87 грамм; три дозы уж никак не влезают в стакан — неудобство, ибо русский человек любит именно стакан, а не какие-то дроби) или ещё грубее «Кызыл-Шербет» (50 копеек — 200 грамм), и столиков там нет, а есть мерзкие полочки по стенам, да ещё на уровне чуть ли не головы — как стакан ставить, как расположиться по-человечески? И бабы там, которые меняют двугривенные, довольно грубые и старые, а на Андроньевке — там божественная Марь Васильна, даже Маша, с большой грудью и ласковой улыбкой. Идём туда.

И всего-то пройти сто метров, но ведь как пройти!