Читать «У дикарей» онлайн - страница 28

— О чем же? — спросил я, видя, что дед мой сегодня особенно разговорился.

— А вот только и думал о том, чтобы было, что есть, и было, где преклонить свою голову: при бедности много не желаешь. И хорошо было я устроился: уютно так, и распахал чернозем, и разделал бахчу, и развел скота порядочного, и уж не думал никак, что все это поведет сынков моих к роскоши и наживе. За всем этим не угоняться, и если погонится наш брат, — тут ему крышка: все пропало, — спокойствие, мир на душе, даже вера в Бога. Какая уж вера тут, когда нужно человеку жить обманом при торговле!

Помню, эти мысли старика-хохла на меня произвели тяжелое впечатление, и я больше еще заинтересовался судьбой этого поселка.

* * *

Нынешний год я совсем не застал в этом поселке старика: он уехал на родину, как бы убегая от этой степи. Но зато поселок застал таким разросшимся, что едва узнал.

Понаехало много переселенцев; обстроилась быстро целая улица по ту и другую сторону часовенки зелененькой; в поселке видны были киргизы и русские в достаточном количестве, и даже пел и шатался кто-то пьяный.

У самого озера стояла паровая мельница. Подальше ее краснелся своими крышами маслодельный завод. Видимо, начиналась новая жизнь, совсем какая-то промышленная, а не деревенская, которая, вероятно, и выжила старика своею суетливостью и тоской по прежней жизни.

В голой степи паслись уже не одинокие волы и рогатый скот маленького поселка, разгуливали целые стада коров для маслодельного завода, тут же паслись стадами свиньи породистые, а на озере плавали такие белые стада домашних гусей, что можно их было принять за перелетные стада лебедей, какие бывали здесь в старое время.

Природа уступала свое место промышленности, и человек уже не охотился, а вел животноводство, не наслаждался природой, а выжимал из нее копейку.

Девушки не скакали лихо на степной дикой лошади, а сидели у окошек, нарядные и скучные, и молодые люди не пропадали на охотничьем промысле, забросив даже ружья, а ходили с гармониями и пьяным разгулом.

Деревня превратилась в завод, земледельцы — в каких-то фермеров, озабоченных сложными работами; руки заменились машиной. И я уже не нашел в этом поселке той доброй, радушно встречающей прежде меня души, как не нашел в нем и того благодушия и довольства, ясного своею жизнью.

Это была новая Россия. Даже изменился резко самый язык, наречие. Хохол выродился в какого-то жадного и не особенно приветливого сибиряка.

Я пожалел, что не вижу более доброго деда.