Читать «Ты плыви ко мне против течения» онлайн - страница 112
Владислав Анатольевич Бахревский
Кто-то пришел. Было слышно, как обметают в сенцах снег с ботинок. Ботинки с мороза грохают.
– Наверно, к Вере. Лейтенант ее, – сказала мама.
Но шаги протопали мимо двери Ковыряловых, и отворилась их дверь. Отворилась не сразу, а так, словно ее двухгодовалый тянул.
– Входите скорей! – крикнула бабушка. – Ребенка застудите.
Человек, пригнувшись, рванулся в комнату, чуть пятки себе не прихлопнул.
– Это я! – Перед ними стоял «Душа моя». – Если можете, простите. Не прогоняйте.
Пламя в лампе хлопало. Все обмерли, и только Ванечка не растерялся.
– А конфеты принес? – спросил он строго.
Ты плыви ко мне против течения
1
Я вошел в подлесок, который начинался за дворами, и не поверил глазам: под каждым деревцем, а деревья здесь были в два-три пальца толщиной, стояли подберезовики.
Кинулся собирать, но призадумался: почему местные люди не берут здесь грибы? Может, в них какая-нибудь отрава?
И я пошел мимо дружески глядевших на меня, крепеньких, конопатеньких, черноголовеньких, пошел в настоящий лес. Что же в нем-то тогда делается?
Шел между большими соснами, по пояс утопая в папоротнике. Шел, стараясь не ломать стеблей. Во мне все еще жила надежда: придет мгновение, и я буду держать в ладонях испускающее синие искры перышко – цветок папоротника. Верил, что мне-то уж он дастся в руки – я не богатства хочу от цветка, не околдованного почета. Я хочу видеть его. Хочу сказать людям, что он есть на самом деле. Что он истинное чудо и тот, кто ищет его, пусть ищет.
Тропа рассекала лес надвое. За тропой березы. Одни березы. Краем пройти – белых можно нарезать, а в само́й роще, наверное, и черноголовые и красноголовые, но я бы запрезирал себя, если бы в таком лесу тотчас кинулся набивать корзину.
Мне казалось, я плыву. Березы, как хоровод, надвигались на меня стеной и обтекали. Я улыбался, кивал деревьям, словно это были мои старые знакомые. И в конце концов у меня закружилась голова. Я остановился, и березы тотчас замерли.
– Да нет, вы танцуйте! – сказал я им, прислонился головой к молоденькому, розовому, как ребеночек, стволу и, сам не зная почему, выпалил: – Наверное, я скоро влюблюсь.
И замотал головой, словно в голову ударил хмель, и засмеялся, хмельно, беспричинно. И пошел, понес свою радость, готовый вырядить в нее каждое дерево, словно елку.
В лицо ударило светом поляны, я бросил в траву корзину и повалился в земляничник.
– Господи! Сколько же тут ягод!
Мне хотелось уехать от дома за тысячу километров. Не потому, что я не любил наш дом, а потому, что каждый новый год страшил меня: столько уже прожито, а все на одном месте! И не было для меня тогда более притягательного, чем синий краешек горизонта.
– Мне уже восемнадцать! – сказал я отцу. – Я должен видеть белый свет.
– Наглядишься, успеешь, – пообещала мама.
– Мне хватит на билеты летней стипендии. Я поеду, отец, хотя бы к твоей сестре.
– К Симе?!
Они писали друг другу письма, всю жизнь писали письма и не могли собраться съездить друг к другу.