Читать «Трудно быть богом. Попытка к бегству. Далекая Радуга» онлайн - страница 210

- Я абсолютно ни при чем, - сказал директор. - Пусть шлет свои приветы Ламондуа.

- Воистину, пусть! - воскликнул негр.

- Габа, - сказал директор, ты знаешь о Волне?

- Разве это Волна? - презрительно сказал негр. - Вот когда в стартовую камеру войду я, и Ламондуа нажмет пусковой рычаг, вот тогда будет настоящая Волна! А это вздор, зыбь, рябь! Но я слушаю тебя и готов повиноваться.

- Ты с бригадой? - спросил директор терпеливо. Габа молча показал на окно. - Ступай с ними на космодром, ты поступаешь в распоряжение Канэко.

- На голове и на глазах, - сказал Габа. В тот же момент здоровенные глотки за окном грянули под банджо на мотив псалма «У стен Иерихонских»:

На веселой Радуге,

Радуге, Радуге…

Габа в один шаг очутился у окна и гаркнул:

- Ти-хо!

Песня смолкла. Тонкий чистый голос жалобно протянул:

Dig my grave both long and narrow,

Make my coffin neat and strong!…[2 - Выройте мне могилу, длинную и узкую,Гроб мне крепкий сделайте, чистый и уютный…Народная американская песня]

- Я иду, - с некоторым смущением сказал Габа и мощным прыжком перемахнул через подоконник.

- Дети… - проворчал директор, ухмыляясь. Он опустил раму. - Застоялись младенцы. Не знаю, что я буду делать без них.

Он остался стоять у окна, и Горбовский, прикрыв глаза, смотрел ему в спину. Спина была широченная, но почему-то такая сгорбленная и несчастная, что Горбовский забеспокоился. У Матвея, звездолетчика и десантника, просто не могло быть такой спины.

- Матвей, - сказал Горбовский. - Я тебе правда нужен?

- Да, - сказал директор. - Очень. - Он все смотрел в окно.

- Матвей, - сказал Горбовский. - Расскажи мне, в чем дело.

- Тоска, предчувствия, заботы, - продекламировал Матвей и замолчал.

Горбовский поерзал, устраиваясь, тихонько включил проигрыватель и так же тихонько сказал:

- Ладно, дружок. Я посижу здесь с тобой просто так.

- Угу. Ты уж посиди, пожалуй.

Грустно и лениво звенела гитара, за окном пылало горячее пустое небо, а в кабинете было прохладно и сумеречно.

- Ждать. Будем ждать, - громко сказал директор и вернулся в свое кресло.

Горбовский промолчал.

- Да! - сказал он. - Какой же я невежливый! Я совсем забыл. Что Женечка?

- Спасибо, хорошо.

- Она не вернулась?

- Нет. Так и не вернулась. По-моему, она теперь и думать об этом не хочет.

- Все Алешка?

- Конечно. Просто удивительно, как это оказалось для нее важно.

- А помнишь, как она клялась: «Вот пусть только родится!…»

- Я все помню. Я помню такое, чего ты и не знаешь. Она с ним сначала ужасно мучилась. Жаловалась. «Нет, - говорит, - у меня материнского чувства. Урод я. Дерево». А потом что-то случилось. Я даже не заметил как. Правда, он очень славный поросенок. Очень ласковый и умница. Гулял я с ним однажды вечером в парке. Вдруг он спрашивает: «Папа, что это приседает?» Я сначала не понял. Потом… Понимаешь, ветер, качается фонарь, и тени от него на стене. «Приседает». Очень точный образ, правда?