Читать «Тропой легенды» онлайн - страница 41

Петр Константинович Казаков

«Я был в нескольких шагах от Тютюнника, — рассказывал бандеровец, — и видел, как посерело от злобы лицо начальника, когда он присмотрелся к партизанам».

«Это не весь полк! — взвыл он. — Они ушли!..»

Четверо партизан были взяты живыми. Двое — местные жители, украинцы, один — рабочий из Донбасса, четвертый — поляк, член Коммунистической партии Австрии. Их повесили.

Бандеровец показал мне место этого боя.

«Мы около ста человек потеряли тогда», — признался он.

«А где похоронили партизан?» — спросил я.

«А шут их знает, — отмахнулся враг. — Вечером в тот же день их сняли с деревьев. Кто-то тайно увез и похоронил. Где — не знаю».

Докладчик помолчал, подумал:

— Рассказывают, что около Тысмянницы жил один прибытковец, у него даже сохранилась буденовка, но, боясь репрессий, он ушел на хутора, и след его потерялся… Вот и все, что знаю о Прибыткове, мои молодые товарищи!

Последняя фраза очень огорчила меня. Но ничего, мы все-таки «проследим дальнейший ход событий». Хорошо бы разыскать буденновца, о котором рассказал докладчик.

Завтра идем в Курупчино…

* * *

Над палатками раздаются то резкие, то торжественно-плавные звуки горна. Они бесцеремонно забираются под одеяла, обрывают скупые ребячьи сны. Превращаясь в звонкий марш, уходят в луга. Шустрый Збруч несет их все дальше, дальше, к тем вон высоким холмам с зубчатой кромкой леса, над которыми набирает силу умытое росами и насухо вытертое облаками-полотенцами ласковое украинское солнце.

— На зарядку становись!

Посреди густой травы стоит Сашко Довгаль. Он энергично разводит в стороны руки; каждое его движение усердно повторяется всеми.

— Раз — два — три — четыре!

Вдруг ребята срываются с места и вперегонки, что есть духу, бегут к обрывистому берегу. Возвращаются широким шагом, глубоко вдыхая теплеющий с каждой минутой влажный аромат лугов. Идущая за Степой Лукашиным Кама Иванян делает прыжок вперед и звонко нарушает минутную тишину:

— А он опять пыль за ушами не отмыл!

— Не видно за ними ничего, — оправдывается Степа, но поворачивает назад и вновь бежит к реке.

— Степка нарочно не умывается как следует, чтобы искупаться еще раз, — догадывается Олег Пастухов.

Дежурная по кухне Зоя Козлова поставила прямо на примятую траву ведро с картофельным пюре, разложила ломти хлеба с ровными квадратиками тугого масла. Касым Тажибаев, пробегая мимо, успел нагнуться и от крайней горбушки отщипнуть корку, но сразу же поперхнулся. Кама застучала по его широкой коричневой спине своими кулачками-молоточками:

— Не давись, если болен — спать ложись…

За всем, что происходило в лагере экспедиционного отряда москвичей, ревниво наблюдал из-за густого ивняка парнишка лет четырнадцати. Больше всего его удивило натянутое между двумя шестами полотно с яркими разноцветными буквами. Когда ребята побежали умываться к реке, то они не забыли захватить с собой и холстину. А там каждый подбегал к ней, прикасался руками к какой-то одной букве, и холстина, как скатерть-самобранка, выдавала то мыло, то зубной порошок, то полотенце. Не скоро сообразит посторонний, что перед ним остроумный набор туалетных принадлежностей. Буквы были пришиты на карманчиках, их было двенадцать, по числу ребят, и они составляли приветствие «С добрым утром!!» Под двумя восклицательными знаками карманы были чуть крупнее: в них помещались бритвенные приборы двух старших участников экспедиции.