Читать «Тридцать семь и три» онлайн

Анатолий Ткаченко

Тридцать семь и три

1

— Три десятых, — сказала сестра Антонида, стряхивая градусник так, будто к ее пальцам прилипло что-то неприятное.

Я смотрю на ее руки, как у ребенка перехваченные ниточками, медленно, спросонья, перевожу взгляд на белый, округло выпяченный халат, и по нему взбираюсь к лицу Антониды — свежему, тоже по-детски припухлому, — и вот гляжу в ее голубые проталины глаз — всего мгновение, как грешник в лик святой, и она отворачивается: нас у нее много, каждому надо оставить немного своего внимания, чуточку взгляда.

Антониду зовет к себе мой сосед, однорукий Семен Ступак, слегка куражится, играя стекляшкой градусника. Она покорно, но так же неторопливо проплывает к нему.

«Тридцать семь и три…» Это температура моего тела. Я постоянно чувствую в себе эти лишних три десятых градуса. В любой день, в любую погоду. К вечеру они разгораются и, словно боясь темноты, начинают светиться внутри меня. Да и когда сплю, три десятых тлеют во мне повыше иной чуткостью, похожей на легкое вдохновение. И сны я вижу талантливые, редкие, как хорошее кино.

Сегодня всю ночь я пил вино — красное, с искрами на бокале. Пил, а вино не убавлялось, и это меня ничуть не удивляло. Я понимал, что это сон, и боялся проснуться, потому что ожидал — вот сейчас, скоро появится она. Кто — не знаю. Она, и все. И она появилась — в призрачном платье, сквозь которое мерцало ее тело, опахнула меня морозным ветерком, а когда выпила вино, то видно было, как оно текло у нее тонкой жилой сквозь грудь и застыло кровавым сгустком в желудке. Я смотрел, старался запомнить ее и не забыл остро, как рентгеном, прощупать ее грудную клетку. Легкие были прозрачно-чистые. «С этим в порядке», — сказала она и потрогала длинными пальцами пупырышки — груди. «Хотя смотри…» — Она чуть повернулась, и я увидел под дышащим сердцем, в слегка розоватой ткани легкого маленькое белое пятнышко. «Каверна?» — спросил я. «Твоя, — ответила она. — Я буду носить ее…» — «Моя, носить?.. Ты кто? Почему…» В бокале опять было вино, я хотел выпить его, но стукнула дверь, кто-то вошел в палату, и почти сразу я почувствовал у себя под мышкой холодную каплю градусника.

Антонида разговаривала со стариком Парфентьевым.

— Не волнуйтесь, папаша.

— Как же, как же, родненькая… Дыху не хватает…

— Все хорошо у вас.

— Ой, не скажи, родненькая. Ночью-то бок так и скололо, будто бы на вилы взяло.

Антонида тихо смеется, и всхлипы ее похожи на воркование голубки.

— И температурка нормальная.

— Вот спасибо, деушка-утешительница, женишка тебе… — Парфентьев откидывает одеяло, встает, скрипя всеми суставами пружинной кровати, ловит сползшие до колеи кальсоны.

— Вы бы хоть подождали, — морщится Антонида.

— Сестричка! — кричит, притворяясь простачком, Парфентьев. — Ты же мне в унучки годисся!

— «В унучки»… — ворчит Семен Ступак. — Старый перд, а сам глазами стреляет.

И только лейтенант Ваня спит, откинув к стенке белобрысую голову, смежив желтые крупные ресницы и распустив губы так, будто Антонида сейчас поцелует его.

Она сует руку к Ване под одеяло, достает градусник, смотрит, щурясь на свет, записывает в журнал.