Читать «Традиции свободы и собственности в России» онлайн - страница 43

Допустим. Но почему же в таком случае русские мыслители до Аксакова не замечали «общину» прямо у себя под боком (многие были из помещиков либо просто любили проводить лето в деревне)? Не замечали до 1840-х годов, когда ее «открыл» заезжий немец (о немце чуть позже).

Есть несколько постулатов, видимо, истинных: община — это гражданское общество в миниатюре; общинные отношения присущи всем народам; общины известны с древности, они возникали ради взаимовыручки и взаимострахования перед лицом силы, опасной для всех и каждого (первоначально это была, разумеется, природа50, затем такой силой становилось внешнее социальное давление); община меняется по мере того, как растет производительность труда и меняются общественные отношения; эти изменения ведут к тому, что роль общины постепенно сокращается у большинства народов, а у некоторых община исчезает совсем.

Судя по скудным указаниям, уже на заре русской государственности утвердилась соседская община. Выглядело это, видимо, так: каждая большая семья (родители, неотделенные взрослые семейные сыновья и их потомство) владела усадьбой и пахотной землей. Несколько соседних семей образовывали «вервь», которая была собственником леса, пастбищ, лугов, и пользование ими было общим. Общими становились и никем не унаследованные по смерти хозяев участки. Вервь могла ограничивать или запрещать приток сторонних поселенцев на свои земли. Изучив завещательные распоряжения первых веков русской истории, историк и юрист В.И. Сергеевич (1835-1911) пришел к достаточно убедительному выводу о частнособственнических поземельных отношениях в Древней Руси и об отсутствии общинного землевладения. Община, скорее всего, была, а общности полей не было.

Согласно другому выдающемуся знатоку вопроса, автору исследования «Феодализм в России» Н.П. Павлову-Сильванскому, характер собственнических прав, присущих верви, сохранялся и в удельный период русской истории (XII-XV вв.). Их унаследовала волостная община собственников, члены которой могли продавать и закладывать земли, но только свои собственные, а не общинные. Мало-помалу такая община приобретала функции юридического лица: она подавала челобитные судьям, защищая свои земли от присвоения посторонними людьми или ведомствами и утверждая приобретение прилегающих участков, если те простояли заброшенными от 15 до 30 лет. Община сдавала в аренду общественные пустоши и угодья, отдавала их своим членам на определенных условиях. Когда член общины продавал или завещал свою землю на сторону (уцелело множество крестьянских купчих и завещаний), община сохраняла право выкупа этой земли у нового владельца. Наконец, она раскладывала тягло (государственные повинности) на своих членов. Управление общиной, что важно, было выборным.

Константин Аксаков нашел свой социальный идеал, однако, не в старинной общине собственников, а в общине без частной собственности. Аксаков, как и длинный ряд славянофилов и народников следом за ним увидели царство справедливости именно в ней. Высшим выражением этой справедливости были уравнительные земельные переделы («поравнения»). Равенство общинников требовало постоянной коррекции — в одной семье работников и (или) едоков становилось больше, в другой меньше. Восстановление равенства требовало увеличения или уменьшения семейных наделов, что периодически и производилось. Такое было возможно лишь при общности полей, когда семья не имеет своего участка земли: он просто закреплен за ней до следующего передела.