Читать «Традиции свободы и собственности в России» онлайн - страница 34

Истоки подобных представлений восходят к публицистике более чем полуторавековой давности, причем с самого начала вопрос об общине обсуждался русской публицистикой в неразрывной связи с вопросом о собственности, в первую очередь — о собственности на землю.

Об «отвращении» русского крестьянина к поземельной собственности одним из первых начал рассуждать А.И. Герцен. А Льву Толстому в 1865 году приснился сон, который он по пробуждении изложил в виде замысла общественного устройства без собственности на землю. Приведя французское выражение «la propriete c’est le vol» («собственность есть кража»), Толстой развил данный bon mot в своей записной книжке следующим образом (запись от 18 августа 1865): «Эта истина абсолютная, но есть и вытекающие из нее истины относительные — приложения. Первая из этих относительных истин есть воззрение русского народа на собственность. Русский народ отрицает собственность самую прочную, самую независимую от труда,… собственность поземельную… Революция не будет против царя и деспотизма, а против поземельной собственности»36.

Множество публицистов по сей день смело толкуют всю русскую историю в духе толстовского сна. В ходе бесконечных общественных споров последних лет о законодательном закреплении собственности на землю в новой России, тема русских общинных убеждений всплывала постоянно. Не будем разрывать эту связку и мы.

Но сперва небольшое отступление. Журнал «Свободная мысль — ХХI» (№ 10, 2005) напечатал беседу со знаменитым (как сейчас говорят, «культовым») экономистом Эрнандо де Сото, автором книги «Загадка капитала». Вот что он сказал: «В Европе или Соединенных Штатах — всюду, где разрушались старые полуфеодальные политические системы, — первое, что приходило к людям как символ нового мира, было понимание права собственности... Это понимание исходило из фундаментального онтологического соображения о том, что если вы хотите обеспечить мир в обществе, искоренить самую суть конфликтов, вы должны определиться в отношении того, кто и почему владеет той или иной собственностью».

При этом, добавлял он, хотя на южноамериканском материке формально никто и нигде за последние три века не ставил под сомнение принцип частной собственности37, огромные ее массивы не зарегистрированы и не присутствуют в официальном хозяйственном обороте. Де Сото поясняет ситуацию на примере: «Не хотите ли купить мой дом — весь такой просторный и утопающий в зелени? [Разговор происходит в Перу] И прошу я не так уж дорого — всего 1,5 миллиона долларов! Вы отвечаете: хорошо, давайте подписывать купчую. Но у меня нет свидетельства о собственности, — отвечаю я; хотя вы можете не беспокоиться: все в округе знают, что этот дом построил я и что он мой вот уже много лет. Но разумеется, в этом случае стоимость дома снизится в несколько раз». То есть, в Перу, Боливии, Парагвае, Эквадоре, Колумбии, Венесуэле и так далее безусловно уважают собственность, но отсутствие формального ее подтверждения (если это не сугубо крупная собственность) никого не смущает, ее можно продать, завещать, подарить. Люди не придают этому большого значения.