Читать «Традиции свободы и собственности в России» онлайн - страница 216

В течение почти двух веков подряд наши благодушные дворяне, ездя за границу, из любопытства покупали там антирусские памфлеты, дефицита которых Европа не знала с той поры, как знакомство с географической картой перестало быть в этой части мира достоянием немногих. Жанр просто не мог не возникнуть, ибо карта (особенно в широко принятой тогда равноугольной цилиндрической проекции Меркатора) рисовала совершенно устрашающую картину того, как огромная Россия нависает над сутуленькой тонкошеей Европой. То, что подобные сочинения находили у нас благодарных читателей, заранее согласных с каждым словом автора, не должно удивлять. Еще в 1816 году издатель исторического журнала «Пантеон славных российских мужей» Андрей Кропотов подметил, что французские гувернеры из числа «примерных [у себя на родине — А.Г.] негодяев» развивают в своих русских воспитанниках «невольное отвращение» к отечественным законам и нравам85. Особо обильный урожай антирусских памфлетов дала Крымская война.

Поскольку французский, а часто и немецкий, наши дворяне знали с детства (английский тогда почти не учили), каждый памфлет, будучи ввезен в Россию, прочитывался многими. Отсюда и уверенность, что «Петербург построен на костях», вера в басни про «потемкинские деревни», про дивизию, которой Павел I велел маршировать прямиком на Индию и остановленную уже чуть ли не у Твери, про указ о назначении митрополита Филарета командиром гренадерского полка, который (указ) якобы подмахнул пьяный Николай I, и в тому подобный вздор. А главное, вера в то, что у нас самая кровавая в мировых анналах история.

Одновременно с этим на Западе формировалась иная, нарциссическая традиция подачи собственной истории. О ней в своей «Истории Европы» замечательно высказался уже цитировавшийся Норман Дэвис: «Европейские историки часто подходили к своему предмету как Нарцисс к пруду: они искали в нем только отражение своей красоты». Дэвис ясно указывает на огромную опасность такого «стиля самовосхваления»: «Провоцирующие рознь установки западной цивилизации — верный путь к катастрофам». Беда в том, что огромный массив самовосхваляющих исторических сочинений исправно переводился, начиная с XVIII века, на русский язык, и все их содержимое бралось в России на веру. Контраст с «кровавой и косной» империей не мог не порождать необратимые установки в головах читателей.

Эта беда не миновала и отечественных историков. Интеллигент внушаем и почтителен к «Европе», так что минимум с середины XIX века многие либералы сами того не замечая, уже смотрят на свою родину сквозь чужие, изначально неблагосклонные очки. Вздор мало-помалу перетекал в российскую публицистику, впитывался сознанием в качестве доказанных истин.

Среди наших историков были, конечно, и другие тенденции, но западный взгляд (особенно на протяжении шести с лишним либеральных и радикальных десятилетий от воцарения Александра II до 1917 года) брал верх. «Русская история стала искажаться задолго до коммунистической власти: страстная радикальная мысль в нашей стране перекашивала русское прошлое соответственно целям своей борьбы» (А.И. Солженицын).