Читать «Традиции свободы и собственности в России» онлайн - страница 200

Дело не только в психоаналитической практике как таковой, но и в постулатах учения, лежащих в ее основе. На Западе почему-то почти все согласились с утверждением Фрейда, что детство является самым тяжелым и несчастным временем жизни. Видимо, имели основания согласиться. В России же подобные идеи просто не имеют шансов, и тоже неспроста. Выше, в главке «Цена чести» речь уже шла о том, как поражают английские мемуары, романы и биографии описаниями несчастного детства и отсутствием душевного тепла в семье, тогда как русские воспоминания о детстве — сплошь счастливые воспоминания.

Столь разное восприятие вряд ли может быть случайным. Возможно, Набоков зря называл автора фрейдизма «венским шарлатаном». Рискну предположить, что учение Фрейда просто более справедливо для западноевропейцев, чем для родины Набокова.

Качество жизни складывается из многих составляющих. Мы с приятелем приехали на его машине в Париж из пригорода, где он живет, для участия в некоем вернисаже, на котором он хотел меня с кем-то познакомить. Мы мучительно долго кружили в ближних и дальних окрестностях выставочного зала в поисках, где бы приткнуть его «пежо». Ни одного места, платного или бесплатного, найти не удалось. Изъездив чуть ли не весь «аррондисман», потеряв больше часа и множество нервных клеток, мы поняли, что поиски утратили смысл. Мой друг сказал, что все нужные люди уже наверняка разошлись, так что он завезет меня в мою гостиницу, а сам вернется в свой «банльё» (пригород). Я не стал огорчать своего раздасадованного (фрустрированного, по-научному) собеседника рассказами о том, что в Москве, где машин не меньше, чем в Париже, такое было бы невозможно: правила (и обычаи!) парковки менее жестки и место можно найти всегда — не в этом переулке, так в соседнем, в проезде между домов или во дворе.

На качество жизни сильно влияет то, как люди проводят досуг, как общаются. Вклад России в технологию досуга совсем неплох: именно у нас около трехсот лет назад родился такой социально-культурный феномен, как дачная жизнь. Дача — это русское изобретение, которое теперь перенимает (или изобретает для себя заново) остальной мир83.

От иностранцев, поживших в России и владеющих русским языком, я множество раз слышал, что нигде в западном мире нет такого, чтобы люди, засиживаясь до утра, обсуждали вечные вопросы. И все они жаловались, как им стало тоскливо без этого на родине. Американский журналист Роберт Кайзер (Robert G. Kaiser. Russia: The People and the Power), едва ли самый большой русофил на свете, не удержался от такого признания: «Стоит провести один нудный вечер в Лондоне или Вашингтоне, всего один долгий обед с бесконечными разговорами о покупках, ресторанах, теннисе или лыжах, чтобы оценить прелесть московских застолий. Приземленная, ничтожная тема тут не задержится. Беседы — вот источник величайшего удовольствия здесь, и, проведя за русскими беседами множество часов, я начал понимать, что именно этой стороны русской жизни мне будет нехватать более всего...».