Читать «Традиции свободы и собственности в России» онлайн - страница 163

При этом — так уж устроен человек — немногие верили, что коммунистический монолит рухнет еще при их жизни. В интеллигентских кругах начала 80-х царило примерно такое настроение: всем нам суждено окончить жизнь при убогом и постыдном советском строе, даже нашим детям вряд ли удастся увидеть его конец, ибо этот строй не навязан нам извне, как Восточной Европе, он наше отечественное изобретение, и народ наш, увы, ощущает его своим. Этот строй, рассуждали мы, устранит лишь медленное, поколениями, изживание его.

Но наш народ, как показала жизнь, не ощущал советский строй таким уж своим, иначе не простился бы с ним столь безучастно. Это до сих пор озадачивает кремлеведов45. Они долго уверяли, что 1991-й год — случайный выверт истории, и на первых же выборах российский избиратель вернет коммунистов к власти. Не вернул — ни на первых, ни на вторых, ни на седьмых. В самой тяжкой фазе реформ, на фоне кризиса привычного образа жизни, немыслимых цен в «коммерческих» магазинах и пустых прилавков во всех прочих, в стране прошел референдум о доверии курсу Ельцина (25 апреля 1993 года), и его поддержали почти 60 процентов проголосовавших.

Годы Перестройки выявили черты наших соотечественников, дотоле неразличимые в рыхлом «советском человеке» — свободолюбие, предприимчивость, здравый смысл, гибкость, социальную мобильность, политический инстинкт, прагматизм, восприимчивость к новому, обучаемость. К числу главных плодов этих лет можно отнести появление множества смелых и независимых людей. С началом оттепели они возникли словно бы ниоткуда, из безнадежно конформистской (как тогда казалось) советской массы. Их природная смелость до того пасовала перед безликостью, перед отсутствием лица. Лицо их устрашить, как выяснилось, не могло.

Не все открытия были столь же радостными. Выплеснулся мощный вал негативной социальной энергии, оказалась благочестивым мифом русская «коллективистская психология», «общинность», «соборность» (что, впрочем, было ясно давно). И все же постсоветская эволюция вчерашнего «советского человека», сама его способность к быстрой эволюции и порожденное этой эволюцией общественное разнообразие не могут не восхищать. На заре Перестройки казалось правдоподобным, что из-под крышки советского котла выйдут полностью безынициативные люди, не нуждающиеся в демократии, чуждые понятию свободы.

Подобно тайнописи, проступающей при нагревании, годы Перестройки выявили генеральный вектор развития России. Его можно обозначить как стремление навести мост над исторической пропастью 1917-1985 годов (вторая дата обсуждаема), как прорыв к свободе личности и демократическому государству. Правда, для большинства наблюдателей этот вектор совершенно заслонен подвекторами — демонтажем СССР, знаменитым «растаскиванием госсобственности» (начавшимся, кстати, еще в 1987 году, с советского «Закона о госпредприятии»), скачкообразным ростом преступности, ослаблением государства и множеством других вещей — важных и даже очень важных, но не попадающих в «главное».