Читать «Традиции свободы и собственности в России» онлайн - страница 142

Начнем с главного: лишились всех своих демократических завоеваний, добытых тяжкими жертвами и усилиями, 132 миллиона человек, оказавшихся внутри границ СССР29. Вслед за этим карта Европы стала быстро покрываться тоталитарными струпьями. В Италии к власти пришел фашистский режим Муссолини, в Венгрии установилась диктатура («регентство») адмирала Хорти, в Болгарии — диктатура Цанкова, в Румынии — «королевская диктатура», в Испании — диктатура Примо де Ривера (1923-30), а затем генерала Франко (после гражданской войны 1936-39 гг), в Португалии — диктатура генерала Кармоны (1926-32), сменившаяся более чем сорокалетней диктатурой профессора Салазара, государственные перевороты регулярно сотрясали Грецию. Что касается Германии, судьба ее демократии оказалась, как известно, самой трагичной — и для самой Германии, и для остального мира.

Не лучше обстояло дело в государствах, возникших после Первой мировой войны на обломках рухнувших империй. Демократия проявила себя жизнеспособной, да и то с оговорками, лишь в Чехословакии и Австрии — но только для того, чтобы пасть жертвой немецкого фашизма в 1938 году. В остальных новых странах она оказалась непрочной и была сметена государственными переворотами: в Польше и Литве — в 1926 году, в Югославии — в 1929, в Латвии и Эстонии — в 1934. Во всех случаях к власти здесь приходили авторитарные и репрессивные режимы, которым сегодня были бы гарантированы международные санкции. При этом парламент мог считаться существующим — кстати, даже в гитлеровской Германии рейхстаг формально не был распущен: депутаты получали жалованье, собирались дважды в год на скоротечные сессии, исполняли гимн (их называли самым высокооплачиваемым хором в мире) и единогласно принимали очередную пачку гитлеровских законов.

Наконец, еще два новых государства — Финляндия и Ирландия — пережили при своем рождении кровавые гражданские войны, что также мало содействует общественному миру. И буквально во всех европейских странах получили мощное развитие фашистские движения и партии.

К осени 1940 года территория демократии в Старом Свете и вовсе съежилась до пределов воюющей Англии и трех нейтральных стран — Швеции, Швейцарии и, с оговорками, Ирландии. Там, где люди еще имели силы и возможности что-то читать, они находили очень убедительными доводы авторов, объяснявших, что демократия навсегда останется лишь забавным эпизодом, нежизнеспособной выдумкой, обреченным экспериментом. Эти авторы напоминали своим читателям о судьбах демократии в Афинах, где она закончилась тиранами, и о Риме, пришедшем к Калигуле и Нерону.

С учетом сказанного, не будем делать из умерщвления российской демократии в 1917 году поспешных (и часто звучащих) выводов. Куда ближе к истине будет такое умозаключение: молодая демократия России подверглась испытанию, слишком тяжкому для несозревшего политического организма. Государственная Дума не успела преодолеть подростковую задиристость, не усвоила принцип «не навреди», не научилась жертвовать меньшим ради большего — при том, что среди ее депутатов были выдающиеся ученые, чьи труды во многом заложили основу наших сегодняшних представлений о демократии, политических партиях, правовом государстве. Они всеми силами стремились внести свой вклад в улучшение жизни России, участвуя в законотворчестве, стремились расширить права граждан, расширить границы их свобод, но как парламентарии-практики оказались не на высоте. Однако даже недолгие 11 лет существования Думы показали: становление культуры политического компромисса шло в России достаточно успешно.