Читать «Традиции свободы и собственности в России» онлайн - страница 124

Александр Горянин

Система партийно-пропорционального представительства, как мы знаем, недавно вернулась в Россию, но почему-то никто не удосужился напомнить, что она не взята с потолка, а именно возрождена, и что девяноста годами ранее она была принята не произвольно, а на основании накопленного, притом достаточно бурного, политического опыта.

На первых выборах в первую Думу уверенно победила конституционно-демократическая партия (кадеты). Это была не случайная победа. Кадеты провели исключительно грамотную и активную избирательную кампанию. Они располагали всем необходимым для этого. В руках кадетов было полсотни газет по всей России, около 200 партийных групп на местах, занимавшихся агитацией, их предвыборное бюро ежедневно отправляло из Петербурга на места порядка 5 тысяч экземпляров агитационных изданий. В ряде городов России открылись кадетские клубы, в столице работали курсы пропагандистов. Кадеты получили в Думе 153 места из 499. Позже к кадетской фракции присоединилось 26 депутатов из беспартийных. Остальные места распределились так: трудовики — 97, «автономисты» (представители польских, литовских, латышских и других национальных групп, выступавших за национальную автономию) — 63, мирнообновленцы — 25, социал-демократы — 18, октябристы (партия «Союз 17 октября») — 16, партия демократических реформ — 14, беспартийные — 105. О партийной принадлежности 8 депутатов по довыборам данные противоречивы. То, как кадеты теряли свой политический капитал на протяжении 11 «думских» лет и продолжали его терять, неделя за неделей, все восемь месяцев существования Временного правительства — очень поучительная история. Поучительная и сегодня.

Удивительной особенностью первой Думы было отсутствие в ней монархистов. Можно сказать шире: за все время существования Государственной Думы Российской империи в ней, как ни странно, ни разу не было партии, которую можно было бы назвать партией поддержки власти. В Думе третьего созыва появились правые, но назвать их проправительственной группой тоже нельзя. Большая личная ошибка царя заключалась в следующем: вплоть до 1917 года он продолжал считать, что всем оппозиционным политическим партиям противостоит незримая партия возглавляемого им народа, которая бесконечно сильнее всех и всяких оппозиционеров. Видимо поэтому для организации настоящей парламентской проправительственной партии европейского типа, способной стать правящей, ничего сделано не было. Правда, Николай мог решить, что «Союз русского народа», возникший в ноябре 1905 года, и есть такая партия. Он даже «милостиво принял» значок ее члена. Однако Союз не был и не мог быть такой партией. Объявляя себя выразителем чаяний народа, Союз не допускал даже мысли об аграрной реформе в пользу крестьян за счет помещиков. Открыто защищать помещичьи земли «союзники» не решались, а признавать желательность передела — значило наступать на горло собственной песне. Такая уклончивость отталкивала крестьян. Непростым было отношение «союзников» и к рабочим. А.А. Майков, один из учредителей и лидеров СРН, выступая на третьем «Съезде русских людей» в Киеве в октябре 1906 года, сказал следующее: «Первые виновные в смуте — это русские рабочие. Но русские рабочие, верю, искупят свою вину». (Сегодня даже начинающий политтехнолог немедленно вычеркнет такую фразу из программной речи безотносительно к тому, соответствует эти слова действительности или нет.) Не сложились у СРН отношения и с государственным аппаратом, где к «союзникам» относились со скрытой (иногда открытой) враждебностью — ведь те всячески противопоставляли плохую высшую бюрократию хорошему царю.