Читать «Традиции свободы и собственности в России» онлайн - страница 119

Это был очень смелый шаг. Надо ясно представлять себе, на каком распутье тогда стояла Россия и какую ответственность император брал на себя в этот миг. Очень многие склоняли его к прямо противоположному решению — введению неограниченной военной диктатуры, но Николай II поступил иначе: он погасил революционный пожар 1905 года «встречным палом». Страна повернула на путь коренного политического переустройства.

Будете в Русском музее в Петербурге, обратите внимание на картину Репина «17 октября 1905 года». Большая, два на три метра, она изображает стихийную демонстрацию на Невском по случаю дарования политических свобод: восторженные дамы и студенты, почтенный и крайне взволнованный старец в пенсне, готовый пуститься в пляс телеграфист, радостный приват-доцент, возбужденные курсистки, ликующий гимназист, передовой чиновник, прогрессивный офицер. С трудом веришь дате «1911» в углу картины. Правдоподобнее выглядел бы более поздний год, лет эдак на десять: в картине откуда-то есть знание того, что грянет катастрофа 1917-го, все персонажи изображены с усмешкой и горечью. То ли художникам и впрямь присущ провидческий дар, то ли эту горечь дорисовывает наше знание об участи, ждущей репинских энтузиастов?

Как бы то ни было, основная часть общества восприняла Манифест 17 октября как победу всей страны, победу без проигравших и была готова закрыть глаза на недостатки акта. Было очевидно, что он знаменует собой закат абсолютизма, начало эпохи легальной политической и парламентской деятельности. Не меньшей очевидностью было то, что за первым шагом обязательно последуют другие. Многие восприняли день 17 октября в качестве судьбоносной даты, которой уготовано поделить историю России на время до Манифеста и после Манифеста. Не зря одной из главных российских политических партий стал (хоть и не сразу) «Союз 17 октября». Манифест открыл путь к консолидации всех здоровых сил России и обеспечил их победу на опаснейшем историческом этапе 1905-1907 годов. В конечном счете, именно он удержал тогда страну на краю пропасти. Разумная Россия превозмогла неразумную, маргинальную, бесноватую.

За день до обнародования Манифеста царь пишет петербургскому генерал-губернатору Дмитрию Трепову: «Да, России даруется конституция. Немного нас было, которые боролись против нее. Но поддержки в этой борьбе ниоткуда не пришло, всякий день от нас отворачивалось все большее количество людей и в конце концов случилось неизбежное! Тем не менее, по совести, я предпочитаю даровать все сразу, нежели быть вынужденным в ближайшем будущем уступать по мелочам и все-таки прийти к тому же».