Читать «Тополь цветет: Повести и рассказы» онлайн - страница 96
Марина Александровна Назаренко
— Где же отец-то у нас? — она нашарила в плюшевом своем коротком пальтеце папиросы, оделась и вышла на улицу.
Почти все окна светились. Сразу столько огней редко горит в деревне, зимой рано ложатся. Пенсионерам какая забота, и то многие уже поразъезжались по детям. У Григория Пудова всегда долго свет — всякую ерунду по телевизору глядят, любят. Когда бы ни возвращалась Татьяна с вечерней смены, они не спят. У Воронковых в темноте голубенький экранчик светится. А тетка Кланя хоккей любит, они с внуком всех игроков знают. Степан тоже последнее время хоккей смотрит. Юрка-то каждый вечер уходит в карты играть, да врет, поди. А плохо небось Алевтине на вечерней-то дойке, не нравится, — улыбнулась в темноте Татьяна.
Она вдруг забеспокоилась о Степане. С тех пор как работает в школе, еще хуже пьет. И ругаться пробовала, и не разговаривала, и, как мать сказала бы — «на рогах носила». Она полдня с коровами, а вечером с хозяйством, с ребятами, а он заляжет, навалит на нее руки-ноги — здоровый стал, от вина, что ли, пухнет, — винищем разит — не продышать. Не переносит она, когда он выпивши… Вчера топил печечку, она присела, поговорила, так взялся дверь починять на терраску. Починил. А сегодня прибежал, когда снимали, стол приволок — и без него привезли бы…
Татьяна вспомнила, как Степан стоял, набычившись на суетившихся телевизионщиков, как подошел вроде бы нечаянно: «Ну, мать сегодня красненького поставить надо». Она сказала «давай», но денег не выдала, а зашла в обед и сама взяла бутылку.
Кое-как добралась Татьяна до столба, включила свет — всю деревню освещали три фонаря, а включатель был один к ним.
Сразу заблестели оледеневшие мертвые луговины. Хватаясь за палисадник, нащупывая мягкую снежную кромку, Татьяна прошла к Борису Николаевичу — у них ярко горели окошки.
Они ужинали, чернявый мальчишечка сосредоточенно вылавливал что-то рукой в тарелке деда.
— А, Татьяна! Так все путем! — Борис Николаевич словно угадал, чего просила ее душа. — Ты знаешь, Валентина Николаевна, как они сегодня перед камерой-то? Все путе-ом! Ты куда влез, сморчок? — прикрикнул он на внука.
Валентина Николаевна засмеялась:
— Ты, чумичка! — взяла полотенце и принялась вытирать смуглую ручонку. — Да мне говорили, — сказала она, — через две недели уже и показывать будут. Для «Огонька» еще должны снять в Центральной. Такой мальчишка — только и следи, очень уж шустрый, — сказала она Татьяне. — Боря подходит сегодня, а он кричит: «Дедутка, все путем!» Вот именно, нам везде путь, — она вытащила мальчишку из-за стола, посадила на колени и принялась кормить: — А вот мы за папочку, а вот мы за мамочку, и где они бегают, забыли сыночка. Ты знаешь, он уже буквы стал понимать!
Залаяла собака, Татьяна встала.
— Пойду, мой пришел — Астон радуется, заждался сегодня.
Пробираясь в свой угол, она представляла себе Степана, как стоял на скотном, смотрел на нее, моргал, и как почувствовала она себя отчего-то надежнее. «Еще бы, столько лет прожили, встал рядом — вот и надежно. А сейчас разведет балы, порасскажет, что да как было, сам более всех довольный».